[ezup]

Рождение нового всегда происходит со сложностями. Кому-то из конструкторов повезло родиться в советское время, когда государство отдавало последние возможности для создания новой техники. Ростиславу Алексееву повезло. Несмотря на военное время, он смог работать над созданием своей техники, опережающей время.

Это случилось более семидесяти пяти лет назад, событие, в то время мало кому известное и отмеченное лишь в записях учёного совета Горьковского политехнического института. Осенью 1941 года студент-дипломат Ростислав Алексеев защищал свой проект морского теплохода на подводных крыльях.

Защита дипломных проектов проходила в одной из больших аудиторий кораблестроительного факультета. Это была закрытая защита: дипломник готовился рассказать о своей идее создания высокоскоростного катера для нужд ВМФ. В условиях войны это было государственной задачей.

Был ясный день, и лучи солнца щедро вливались в аудиторию через широкие окна. Большое красное здание политехнического института возвышалось на набережной Волги.

Ростислав Алексеев развесил чертежи своего проекта на шести досках. Они стояли полукружием вокруг стола экзаменаторов.

Товарищи знали: за что бы он ни брался, он всё делал увлечённо и серьёзно. Молодости свойственно порой легкомыслие, быстрая смена желаний и порывов. Ростислав не признавал незавершённых дел, поступков, не продуманных в строгой логической последовательности. Он был упорен, если не сказать — упрям. Увлекаясь, он отдавался мечте всей душой. Это началось ещё в детстве. Ростислав родился в Новозыбкове, в Орловской области, за год до революции 1917 года. Его отец, Евгений Кузьмич Алексеев, был учёным, специалистом в области сельского хозяйства. Сам человек неутомимой энергии и работоспособности, он и своих сыновей воспитывал в духе жёсткой дисциплины и непреклонной преданности раз и навсегда избранному в жизни делу. От отца Ростислав заразился жаждой научного подвига.

Когда мальчику было одиннадцать лет, в семье Алексеевых случилось несчастье. Евгений Кузьмич, член-корреспондент Белорусской академии наук, по доносу был выслан в Сибирь. Но и там, в Сибири, как только появилась возможность, Евгений Кузьмич стал работать на опытной сельскохозяйственной станции — занимался выращиванием конопли.

Маленький Ростислав в те годы жил у своих тёток на Урале, учился в школе и рано начал трудовую деятельность (работал радиослесарем на одном из оборонных предприятий Нижнего Тагила).



Вскоре Ростислав переезжает в Горький, и здесь в 1933 году поступает на рабочий факультет, а затем уже в 1935 году становится студентом знаменитого Горьковского политехнического института.

Перелистаем страницы его учёбы. Наконец-то защита диплома.

Слева от Алексеева на доске висел общий вид нового морского теплохода на подводных крыльях, скорее рисунок, чем чертёж. Белый торпедовидный корабль с обтекаемыми формами, похожий на гигантский самолёт с обрубленными крыльями, летел по бурному водному простору. Дипломный проект студента был окрылён смелой мечтой.

— Теоретически крылатые корабли могут двигаться со скоростью до двухсот километров в час. Для водного транспорта эти цифры звучат пока фантастически, — сказал дипломник Алексеев.

Он переходил от одного чертежа к другому. Говорил о конструктивных принципах нового корабля, о трудностях его создания, о теории движения на крыльях, разработанной лишь в самых общих основах и ждущих новых исследователей.

Самолёт летит в воздушном пространстве, а судно на крыльях движется на грани двух сфер: воды и воздуха. В этом источник всех трудностей, связанных с новым принципом движения. Подъёмная сила крыльев зависит от скорости движения. Только на какой-то определённой скорости эта сила равна весу судна. Увеличивается скорость — и подъёмная сила стремится вынести крылья на поверхность воды. И тут-то подъёмная сила резко уменьшается, и крылья проваливаются глубоко в воду.

Кораблю трудно двигаться с заранее точно заданной скоростью. Корабль будет проваливаться в воду и выпрыгивать из неё, словно гигантская рыба. Значит, надо предупредить регулирование подъёмной силы крыльев. Здесь-то и возникает новый сложный узел теоретических, экспериментальных и конструктивных задач.

Вопросы, заданные Алексееву, были полны интереса к недюжинной работе, к тем новым перспективам в судостроении, которые никого не могли оставить равнодушным.

— А эти ваши крылья — не разновидность ли известного способа глиссирования? — спросили его.

— Нет, у глиссирующей пластины работает одна сторона, у подводного — две, — ответил Алексеев. — Днище корпуса глиссера и есть такая пластина, но там природа подъёмной силы другая.

Так шла эта не совсем обычная защита студенческого дипломного проекта. Экзаменационная комиссия единодушно признала ценность и глубокий характер научно-исследовательской работы, проделанной студентом. Диплом его мог быть приравнен к кандидатской диссертации.

А дальше? Шла война! Из института Алексеев пришёл работать на Сормовский завод. Кончался сорок первый год. Положение на фронтах было серьёзное. Тяжёлое. Молодого инженера назначили в цех контролёром по изготовлению танков.

Теперь он не каждый день ходил ночевать домой, дежурил на контрольном пункте по пятнадцать-восемнадцать часов подряд. Казалось, где уж тут думать о проекте крылатых кораблей! Однако, улучив свободную минуту, инженер присаживался где-нибудь в тихом уголке и, преодолевая усталость, которая порой валила его с ног, что-то чертил, рисовал на клочках бумаги.

Нет, он не забыл о своём проекте.

Прошло время, и его перевели в конструкторское бюро завода. Алексеева вызвал к себе главный конструктор завода Владимир Владимирович Крылов.

— Я слышал, у вас интересный дипломный проект? — спросил он.

— Да, идея корабля на подводных крыльях. Но сейчас всё остановилось. Война!

— Всё-таки давайте попробуем так: каждый день на два часа я буду освобождать вас от текущей работы в отделе. Думайте над своим проектом. Этого мало, но больше не в моей власти, — сказал Крылов.

Через полгода главный конструктор предоставил молодому инженеру возможность целиком отдаться проекту и разрешил ему сделать самоходную модель для опытов. Более того, Крылов прислал ещё двух слесарей-учеников и прикомандировал к этой маленькой исследовательской группе студента-практиканта Леонида Попова.

В истории крылатых кораблей начался период, который потом Ростислав Евгеньевич называл «периодом будки на понтонах».



Эта маленькая деревянная будка с щелями в стенах, покачивающаяся на понтонах, была их островком. Зимой в будке стояла железная печка, воздух над головой конструкторов нагревался чуть ли не до сорока градусов, а у ног температура была ниже нуля. Чертили сначала в ватниках и варежках, а потом, разогревшись, снимали их.

Летом здесь было душно и тесно. Будка стала плавучей мастерской, её хотели сделать ещё и домом. Алексеев хотел поставить тут и кровать, но она не поместилась между верстаками и деталями.

Завод дал ему возможность экспериментировать. Чем можно было ответить? Только работой, неустанной и самоотверженной. Леонид Попов, разделявший все мечты Алексеева, стал его правой рукой.

Была создана первая модель. Мотор к ней Алексеев сам отыскал на свалке разбитых моторов и вместе с Поповым на салазках притащил на берег.

Мотор перебрали и починили. Алексеев был в эти дни и плотником, и слесарем, и мотористом — он всё умел делать.

Продолжалась война, улицы Сормова изрыли гусеницы танков, завод напрягал свои силы до предела, выполняя заказы фронта. А здесь, к удивлению некоторых людей, четверо энтузиастов возились с какой-то странной моделью и проектом, едва ли не фантастическим.

Но вот двухместная самоходная модель была готова. Кран перенёс её и опустил на воду. Вначале произошло нечто странное: модель плавала, всё время кренясь на бок. Алексеев переставил её на другое место, но модель тут же накренилась снова. Она всё время клонилась к воде, казалось, готовая перевернуться.

Конечно, эта неудача на первых же шагах испортила настроение и конструкторам, и зрителям. Где уж там ждать полёта на крыльях, когда модель и лежать-то на воде не могла правильно! Алексеев ходил по берегу злой и хмурый. Испытание модели срывалось.

Лишь через несколько часов он догадался: стальные крылья ведь были пустотелые, и в них оказался воздух. Когда его выпустили, модель выпрямилась, но уже поздно было начинать испытания.

На следующее утро долго не заводился мотор. Наконец он заработал. Попов на берег опоздал, с моделью возился Алексеев. Пока он ходил отвязывать модель, само включилось сцепление, и маленький катер на крыльях тронулся по воде.

Несколько секунд промедления, и модель, набрав скорость, ушла бы на простор Волги, может быть, налетела на какой-нибудь корабль и протаранила борт.

Алексеев раздумывал лишь мгновение. Резко оттолкнувшись ногами, он прыгнул на длинный узкий корпус маленького катера. Еле успел зацепиться на корму. Алексеев, наполовину погружённый в холодную весеннюю воду, пытался вскарабкаться на корпус катера, добраться до мотора.

Всё это стоило ему отчаянных усилий. Нос модели уже начал задираться кверху, из воды показалось крыло, но в этот момент Алексееву удалось всё же заглушить мотор. Весь мокрый, замёрзший, усталый, он повёл модель к будке на понтонах.

Испытания начали только в полдень. На катере находились Алексеев и Попов. Медленно отошли они от будки, тревожно поглядывая на мотор, добавляя постепенно обороты, и вот модель вышла на крылья. С каждой минутой увеличивалась скорость: пятьдесят, шестьдесят, семьдесят километров в час! Продолговатый, острый как нож, необычный катер, догоняя и опережая корабли, стремительно летел по Волге.

Несколько дней Алексеев и Попов совершали пробные пробеги, испытывали мореходность, замеряя на различных скоростях необходимую мощность двигателя.

Результаты оказались весьма обнадёживающими.

В эти дни по просьбе самого Алексеева на завод приехал представитель одного авторитетного научного учреждения. Он познакомился с проектом крылатого катера, посмотрел все чертежи, наблюдал за движением модели по Волге. С трепетом и нетерпением ждали молодые конструкторы его оценки, его выводов, во многом решающих судьбу проекта.

— Я наблюдал за моделью с любопытством, — признался учёный. — Но от двухместной модели до большого корабля дистанция огромного размера. Вы, товарищи, не представляете себе ясно, на что вы замахнулись. И в нашем научном учреждении многие занимались этой идеей. Ничего не вышло. А тут завод, война и какая-то будка на понтонах! Стоит ли вам тратить на это силы? Прислушайтесь, друзья, к нашему печальному опыту.

Несмотря на это заявление учёного мужа, работу Алексеева службы ВМФ оценили очень высоко, но он не успел до конца войны создать свои боевые катера с высочайшей скоростью. В 1951 году за свою работу он получил Сталинскую премию второй степени.

Далеко не сразу после удачных испытаний первой модели Алексеев получил возможность приступить к созданию такого большого гражданского судна, как «Ракета». Шли годы, строились новые модели, делались всё новые расчёты, повторялись опыты. Группа Алексеева упорно боролась за признание своего проекта. Собственно, против существа самой идеи никто и не возражал. Но конструкторы посылали свои проекты во многие научные учреждения и получали в ответ практически идентичные письма: авторы писем испытывали недоверие к схемам и расчётам сормовских конструкторов.

«На пути практического применения принципа движения судна на подводных крыльях стоят серьёзные трудности, которые до сего времени ещё не преодолены», — предупреждал один авторитетный рецензент.

«Надо изучить ряд практических вопросов, а до того нельзя говорить об этом в том объёме, как это делает товарищ Алексеев», — писали в отзыве другие научные товарищи.

«В части конструктивной Алексеев также не имеет никаких преимуществ по сравнению с ранее предлагавшимися конструкциями, не разработан вопрос о прочности корпуса», — писали из очередного научно-исследовательского института.

Тогда создалась сложная противоречивая ситуация. От них требовали расчёты и формулы, они их давали, но всё-таки рецензенты не верили в реальность создания крылатых кораблей. «Подтвердите этот опытом», — требовали они. А для опыта нужно строить корабль, в который они не верили. Как выйти из этого заколдованного круга?

Хорошо, что конструкторов поддержали на заводе. Они работали на его территории, сормовский завод предоставил опытную базу — экспериментальный цех.

В начале 1956 года в партийном комитете завода «Красное Сормово» проходило не совсем обычное заседание. В конференц-зале собрались инженеры, начальники цехов, рабочие, руководители завода. На стенах висели чертежи, схемы, общий вид крылатого теплохода. Это был проект уже не модели, не катера, а корабля длиною в 24 метра и шириною в пять метров, с двигателем в семьсот лошадиных сил, рассчитанного на 66 пассажиров, скорость — 60 километров в час.

Это была, по сути, вторая защита проекта, который получил поддержку. Партийный комитет завода обратился в Министерство речного флота, и экспериментальный цех получил заказ на создание первого в нашей стране судна на подводных крыльях. Так начиналось рождение крылатого теплохода, ставшего затем широко известным под именем «Ракета».

Продолжение следует…

Автор Полина Ефимова