[meshagsheg]

Итак такой котлетой является сочетание событий сопутствующих перестройке - война в Афганистане, падение цен на нефть и проведение радикальных реформ…

[meshagsheg]

- Не пора ли, друзья мои, нам замахнуться на Евгения, понимаете, нашего Ясина?

Будем опираться на работу Евгения Ясина «ИНСТИТУТЫ от заимствования к выращиванию Опыт российских реформ и возможности культивирования институциональных изменений» <ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ ПРИ УЧАСТИИ ВСЕМИРНОГО БАНКА, МЕЖДУНАРОДНОГО ВАЛЮТНОГО ФОНДА И ФОНДА «БЮРО ЭКОНОМИЧЕСКОГО АНАЛИЗА»>, которая хоть и не дает окончательных рецептов, ставит достаточно своевременные вопросы.

Если мы вспомним события Перестройки, то из трех составляющих того периода: война в Афганистане, падения цен на нефть и радикальных реформ самой разрушительной ИМХО была третья.
Реформы времен Перестройки давали ответ на вопрос «Что делать?», но то, как это было сделано?, когда это было сделано?, кто это делал?, опираясь на кого это было сделано? вызывает большие «сомнения».

В тоже самое время нельзя не признать, что само рассмотрение реформ с институциональной точки зрения актуально и было актуально во времена Перестройки.
Выражение взаимно-комплиментарные институты достаточно удачно, поскольку характеризует то важное обстоятельство, что институты представляют в совокупности систему, а в отдельности они похожи на груду деталей от автомобилей, самолетов, стиральных машин и т. д., из которых невозможно ничего из этого собрать.

[meshagsheg]

Итак, переходим к работе.

Цитата

Вопрос о том, насколько быстро могут изменяться институты и каковы способы их изменения, давно стал одним из наиболее принципиальных для политиков и экспертов. Решался он разными способами. В начальный период реформ в России распространилось довольно радикальное экономическое мировоззрение, согласно которому можно ускоренными темпами перестроить институциональную структуру общества, если проявить политическую волю и подойти к делу рационально, отобрав наиболее эффективные институциональные образцы. Сегодня мы понимаем, что попытка подобной революционной ломки институтов привела к противоречивым результатам. Наряду с позитивными преобразованиями возникло множество непредвиденных последствий, слишком высокими оказались социальные издержки реформ, не удалось также обеспечить желанного рывка в экономическом развитии.
Позднее усилия реформаторов разного толка слишком часто концентрировались на характере законодательной и нормативной базы — отсутствии требуемых регулятивных норм, их низком качестве и высокой (по выражению А. Привалова) «взяткоемкости», общей нестабильности и противоречивости законодательства. В результате появляются призывы к принятию десятков все новых законов и сотен поправок к только что принятым законам. Казалось, еще пара поправок, и закон изменит жизнь.
Действительно, российская правовая база остается весьма несовершенной, и многие новые законы оставляют желать лучшего. Но сводить к этому проблему крайне недальновидно. Так, можно сколько угодно вносить изменения в Налоговый кодекс, но рассчитывать на то, что после этого все откажутся от налоговой оптимизации, увы, не приходится.
В то же время не оправдались и надежды на то, что при расширении поля свободы новые эффективные институты появятся и разовьются в результате спонтанной самоорганизации, проистекающей из рациональных действий множества независимых участников рынка в духе эволюционного рационализма Ф. Хайека и его последователей.
Все это породило волну разочарования и критики в адрес радикального экономизма (и рьяного законотворчества). В результате маятник качнулся в сторону куда более пессимистических культурологических концепций, утверждающих, что изменение институтов требует смены нескольких поколений и сколько-нибудь фундаментальные трансформации в обозримом будущем в принципе невозможны ввиду жесткого защитного культурного панциря и сильной инерции сложившихся институтов.
Суть этой позиции — медленная изменяемость или даже неизменность институциональной структуры делают предопределенным развитие той или иной страны. Культура — это судьба. Невозможно переделать институциональные структуры стран восточной культуры так, чтобы они стали подобны западным, и потому первые никогда не смогут добиться такого уровня развития и благосостояния, как вторые. Есть, правда, известные исключения — Япония, Корея, Гонконг, Сингапур, но их можно рассматривать как казус, как стечение обстоятельств, в силу которых конфуцианская культура оказалась на данном этапе способной к восприятию некоторых полезных западных институтов в отличие от культур исламской, индийской, латиноамериканской или африканской. Поскольку российская культура сочетает черты европейской и восточной культур, учитывая современное наше состояние, можно сделать вывод, что и мы обречены на постоянное отставание от лидеров.
Цель данного доклада — противопоставить двум указанным радикальным взглядам концепцию выращивания институтов...

Вот рассмотрению какого вопроса посвящена работа.

[meshagsheg]

А вот ее терминология.

Цитата

Для структуризации проблемы выращивания институтов мы далее будем использовать следующие ключевые слова:
формальная норма — закон, правовой акт;
прецедент — событие, влияющее на формирование института, в том числе случаи выполнения или невыполнения формальных норм социальными акторами; силы поддержки — социальные группы или слои, заинтересованные в усвоении и укоренении новых институтов;
силы противодействия — социальные группы или слои, не заинтересованные в усвоении новых институтов, несущие потери с его утверждением;
барьер большинства (распространенности нормы) — инерция поддержки старого института в силу его распространенности, обусловливающая возможные потери для тех, кто станет пионером применения нового института;
отторжение — отказ большинства социальных акторов применять принятую формальную норму или новый институт;
извращение, перерождение — случаи, когда вводимые формальные нормы не отторгаются, но содержание их (неформальные нормы поведения) в социальных практиках при столкновении со старыми институтами видоизменяется таким образом, что результаты применения новой формальной нормы оказываются далеки, даже противоположны желаемым, для достижения которых норма вводилась;
усвоение, укоренение — благоприятное восприятие новой формальной нормы, соответствие результатов ее введения желаемым или же несущественное их отличие от желаемых;
комплиментарность институтов — их совместимость, взаимодополняемость.

[meshagsheg]

Интерес представляет также деление института на уровни:

Цитата

Формальные правила фиксируются в правовых актах, а на уровне отдельных компаний — в заключенных ими деловых контрактах

Цитата

Неформальные правила представлены социальными нормами, а на уровне отдельных участников рынка — их деловыми договоренностями. Конечно, формальные и неформальные правила тесно связаны между собой, но разница между ними принципиальна.
Одно дело, если, скажем, контрагенты выполняют условия заключенного договора, потому что так предписывает закон, а при невыполнении условий они выясняют отношения в арбитражном суде. Совсем другое дело, если они ориентируются на норму, в соответствии с которой нельзя «кидать» делового партнера, а исполнение сделок подкреплено гарантиями структур, обеспечивающих их силовое сопровождение
...
Этот скрытый уровень неформальных правил часто остается вне поля зрения. Между тем их роль в реальной (а не выдуманной идеальной) экономике поистине огромна. Приведем известное высказывание нобелевского лауреата по экономике Д. Норта: «Мы, живущие в современном западном мире, считаем, что жизнь и экономические процессы подчиняются писаным законам и правам собственности. Однако даже в самых развитых экономиках формальные правила составляют небольшую (хотя и очень важную) часть той совокупности ограничений, которые формируют стоящие перед нами ситуации выбора... Наше поведение в огромной степени определяется неписаными кодексами, нормами и условностями»

Цитата

Неформальные нормы, в свою очередь, опираются на более широкое основание в виде культурных традиций и ценностей, утвердившихся в данном обществе. Культурные традиции связаны с воспроизведением устойчивых практик поведения, которые вошли в привычку, закреплены в местных обычаях. На этом уровне люди повторяют свои повседневные действия, совершая их полуавтоматически, часто не задумываясь об их эффективности и не делая из этого проблемы. Но подобная «беспроблемность» не должна вводить в заблуждение. Стоит неделикатно затронуть сферу традиционных действий с желанием что-то «улучшить», мгновенно возникает охранительная реакция («у нас так не принято»), причем она может быть весьма болезненной и неожиданно бурной. Дело в том, что культурные традиции — это не просто механическое повторение изо дня в день одних и тех же операций. Их воспроизводство множеством нитей связано со специфическими стилями жизни, способами восприятия информации, идентификацией людей с одними группами и их противопоставлением другим группам (делением на «своих» и «чужих»). И именно это придает им дополнительную устойчивость
...
Новый закон может быть принят относительно быстро (в российских условиях иногда это происходит даже слишком быстро, когда он проходит через Государственную Думу сразу в двух, а то и в трех чтениях). Неформальные же правила с трудом поддаются изменениям. А наибольшей инерцией обладают устоявшиеся традиции и ценности. Они и вовсе автоматически не перестраиваются вслед за изменением формальных норм и по велению отдельных, пусть даже очень влиятельных, игроков. И даже если желаемые изменения происходят, процесс требует более продолжительного времени. Во-вторых, инструменты целенаправленного воздействия на разные уровни институциональной системы тоже различны. Закон или очередная поправка к закону могут быть проведены с использованием административного ресурса или пролоббированы достаточно узкой группой политических игроков. Если же вследствие принятия нового закона мы хотим заставить участников рынка изменить ранее принятые неформальные схемы поведения и деловые стратегии, подтолкнуть их к корректировке неформальных правил, то потребуется как минимум настойчивое администрирование процессов исполнения данного закона, понуждения к его исполнению, распространения новых прецедентных образцов в течение определенного периода времени. А чтобы повлиять на культурные слои, уже и административных мер явно недостаточно. Понадобятся немалые усилия по легитимизации новых правил и обеспечению их поддержки в более широкой социальной среде. Здесь важнейшая роль принадлежит средствам массовой коммуникации, которые тоже не в состоянии перевернуть мир в одночасье.

[meshagsheg]

В работе предложено в место насаждения институтов по внешнему образцу обратить внимание облагораживание существующих институтов.





На рисунках схематично изображены процессы «насаждения» и «выращивания» институтов.

[meshagsheg]

Небольшое лирическое отступление.

Проектирование и реформирование институтов не может привести к успеху, если во время проектирования изначально заложена концептуальная ошибка, такая, что даже если система будет спроектирована и построена, нормально работать она не будет.

Для этого снова обратимся к роману Пелевина Generation П.

Цитата

– А ты думал. Так вот, очко у Семена, видно, играло – знал, с чем дело имеет. И решил он себя обезопасить. Написал программу, которая в конце каждого месяца всю директорию должна была стирать, если он ее вручную не тормознет, и подсадил в файл с Кириенко. А дальше эта программа сама все правительство заразила

Программист, который хотел прикрыть свои левые операции, вставил в файлы правительства программу, способную их стереть...
Самого факта краха герои не замечают, так как сами они тоже живут в придуманном мире, который они создают для других...

Судя по этому эпизоду, роман является антиутопией, несмотря на то, что многие описанные в нем фантасмагорические события происходили на самом деле. И эта антиутопия называется общество потребления.

Цитата

Public relations – это отношения людей друг с другом, – сумбурно писал он в своей книжечке. – Люди хотят заработать, чтобы получить свободу или хотя бы передышку в своем непрерывном страдании. А мы, копирайтеры, так поворачиваем реальность перед глазами target people, что свободу начинают символизировать то утюг, то прокладка с крылышками, то лимонад. За это нам и платят. Мы впариваем им это с экрана, а они потом впаривают это друг другу и нам, авторам, – это как радиоактивное заражение, когда уже не важно, кто именно взорвал бомбу. Все пытаются показать друг другу, что уже достигли свободы, и в результате мы только и делаем, что под видом общения и дружбы впариваем друг другу всякие черные пальто, сотовые телефоны и кабриолеты с кожаными креслами

/ВикторПелевин. Generation П/

Цитата

Меланезийские туземцы были очарованы пролетающими в небе самолетами. Но никогда эти предметы к ним не спускались. Белые сумели их заполучить, потому что они располагали в некоторых местах на земле сходными предметами, которые привлекали летающие самолеты. Поэтому туземцы стали делать подобие самолета из ветвей и лианы, выделили участки земли, которые они тщательно освещали ночью, и стали терпеливо ждать, когда настоящие самолеты там приземлятся.
Не обвиняя в примитивизме (а почему нет?) антропоидных охотников-сборщиков, блуждающих в наши дни в джунглях городов, можно тем не менее извлечь из действий туземцев притчу об обществе потребления. Ожидая чуда от потребления, такой охотник тоже приводит в действие предметы-симулянты, характерные знаки счастья, и затем ждет (безнадежно, сказал бы моралист), что счастье придет само.
Вопрос не в том, чтобы видеть в этом аналитический прием. Речь идет просто о частной и коллективной потребительской ментальности. Но на этом довольно поверхностном уровне можно рискнуть сделать сравнение: именно магическая мысль управляет потреблением, именно ментальность чуда управляет повседневной жизнью; это ментальность примитивных народов в том смысле, что ее основой является вера во всемогущество мыслей: здесь это вера во всемогущество знаков. Богатство, «изобилие» является в действительности только накоплением знаков счастья. Удовольствия, которые даруют сами предметы, являются эквивалентом подобия самолетов, уменьшенными моделями меланезийцев, то есть предвосхищенным отблеском виртуального Великого Удовольствия, Тотального Изобилия, последнего Ликования окончательно спасшихся чудом, безумная надежда которых питает повседневную банальность. Эти мельчайшие удовольствия являются еще только практикой заклинания духов, средствами заполучить, заклясть тотальное Благосостояние, Блаженство

/Жан Бодрийяр Общество потребления/

[meshagsheg]

Поскольку мы начали рассматривать работу Евгения Григорьевича Ясина, а потом вдруг перешли к рассмотрению концептуальной ошибки, тут следует сразу оговорться, что не Евгений Ясин допустил какую-то концептуальную ошибку.
Скорее постараемся выяснить характер концептуальных ошибок, которые могут быть допущены при институциональном строительстве.

[meshagsheg]

Есть одна черта общества потребления, , проходящая в романе Пелевина незаметно на фоне др. линий.

Цитата

Спрятав листок в нагрудный карман и спустив для конспирации воду, он вернулся на кухню и подошел вплотную к плакату с краснознаменной «Кока-колой».
– Просто потрясающе, – сказал он. – Как вписывается, а?
– А ты думал. Чему удивляться? Знаешь, как по-испански «реклама»? – Ханин икнул. – «Пропаганда». Мы ведь с тобой идеологические работники, если ты еще не понял. Пропагандисты и агитаторы. Я, кстати, и раньше в идеологии работал. На уровне ЦК ВЛКСМ. Все друзья теперь банкиры, один я… Так я тебе скажу, что мне и перестраиваться не надо было. Раньше было: «Единица – ничто, а коллектив – все», а теперь – «Имидж – ничто, жажда – все». Агитпроп бессмертен. Меняются только слова

Это то, что очень быстро и с неумолимой логичностью в таком обществе в качестве товара начинают продаваться политические идеи (-а что в этом плохого? –спросите вы) которые наполняются в пелевенской терминологии орально-анальным смыслом. И затем - быстрый крах, который достаточно комично описывает Пелевин:

Цитата

– А ты думал. Так вот, очко у Семена, видно, играло – знал, с чем дело имеет. И решил он себя обезопасить. Написал программу, которая в конце каждого месяца всю директорию должна была стирать, если он ее вручную не тормознет, и подсадил в файл с Кириенко. А дальше эта программа сама все правительство заразила

Т. е., если перейти с художественного языка на философский, общество потребления вело бы к бездуховности, но только этого не успеет случиться. По стране еще будет мирно расхаживать 95% людей не пораженных бездуховностью (так называемые лузеры :)), но крах уже произойдет.

Бодрияр описывает общество потребления как набирающую силу негативную проблему, с которой все больше сталкивается западное общество, а не как нормальное положение вещей. Совершенно других результатов мы достигнем, если будем эту проблему сознательно создавать.
Иными словами, если бороться против общества потребления изо всех сил, то его элементы все равно будут возникать, но это по крайней мере обеспечит возможность не распадаться мгновенно...

Поскольку мы решили строить капитализм, то будем строить общество потребления…
Однако, есть капиталистические страны, живущие без катастроф на протяжении столетий, а именно США и Великобритания. Из того, что они мгновенно не разрушаются следует, что их общество является не обществом потребления, а чем-то другим?...

[meshagsheg]

Совершенно непонятно, для чего В. И. Ленин включил французский утопический социализм как один из источников марксизма, наряду с немецкой классической философией и английской политэкономией? Да кому нужны эти утопии, если они имеют очень мало общего с реальностью?

Как у Жана Бодрийяра, так и в романе Пелевина общество потребления описывается как общество, основанное манипуляции, стремящейся к бесконечности, когда люди перестают жить в реальном мире, и начинают жить мире, нарисованном СМИ, грубо говоря в телевизоре.
Логично, что утопия для этой антиутопии должна быть построена на бесконечной сознательности живущих в ней людей, которая исключает манипуляцию.
Можно назвать эту утопию «общественным договором». В таком обществе в идеале каждый человек сознательно участвует в исполнении некоторого договора, в котором (по Ясину) меньшая часть закреплена в виде законов, а большая - в виде неформальных правил (вот мы и приплыли к этой непонятной концепции общественного договора).

Когда мы обозначили утопию и антиутопию, мы можем переходить к реальным обществам, которые находятся где-то на отрезке между этими точками.