[ezup]

Введение. В предыдущей части мы столкнулись с весьма необычной точкой зрения группы командного состава КА уровня дивизия — УР: «Германия официально признает существующие конвенции о войне. Поэтому наше командование исходит из предположения, что нападение произойдет, если это случится, только после расторжения договора о ненападении. В этом случае наши войска будут выведены из мест постоянной дислокации на свои позиции…»

Маловероятно, чтобы указанные командиры озвучили свою точку зрения. В эпоху, когда за неправильное мнения легко можно было лишиться должности, звания, и могли пострадать их близкие, вряд ли командиры осмелились высказать личное мнение о политике… По мнению автора, указанные слова отражали видение политических органов на международную обстановку. Указанное высказывание командиров не могло быть озвучено без официального одобрения (возможно, выдвижения такой трактовки) Политуправлением КА. Возможно, это была стратегическая дезинформация. Такие высказывания следовало позже искоренить, чтобы не оставить следов просчетов руководителей партии у потомков…

Эта часть будет посвящена ЗапОВО и начнется с его командующего. Возможно, многих читателей будет раздражать упоминание генерала Павлова. Генерал Павлов не умел воевать, но предателем он не был.

Рассмотрение материала начнем с воспоминаний о легендарном генерале ГРУ Хаджи-Умаре Джиоровиче Мамсурове: «[Полковник] Мамсуров стал рассказывать о своей работе на фронте [речь идет о советско-финской войне 1939-40 гг.], резко критикуя Мехлиса и некоторых других высокопоставленных политработников за то, что насаждали в армии порядки, связывающие творческие возможности и инициативу командиров. Впрочем, самим командирам, особенно низового звена, от Мамсурова тоже досталось.

«Мне дали лейтенантов из Тамбовского пехотного училища», — привел пример полковник. — Эти люди не были командирами, они даже бойцами не могли быть. Они оказались хорошо вымуштрованы, умели ходить по плацу, лихо козырять начальству, но не знали ни оружия, ни карты, ни движения по компасу. Многие из них идти к финнам в тыл откровенно боялись. Первые же боевые действия показали, что командиром взвода, группы в рейде фактически становился не лейтенант, а красноармеец, боец, который имел хотя бы двухнедельный боевой опыт».

В перерыве совещания армейский комиссар 1-го ранга Мехлис, проходивший мимо Мамсурова, недобро смерил полковника взглядом. А начальник ГАБТУ командарм 1-го ранга Павлов, соратник Мамсурова еще по Испании, правой пожимая Хаджи-Умару руку, левой крутанул несколько раз у виска и тихо спросил: «Ксанти, ты дурной или бессмертный?» После совещания многие ожидали если не ареста, то уж как минимум перевода Мамсурова с понижением куда-нибудь на периферию. А он стал начальником 5-го отдела РУ КА и был направлен на курсы усовершенствования командного состава при Военной академии им. М.В. Фрунзе…

22 июня Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров лежал дома с высокой температурой. 24 июня практически все подчиненные Мамсурова во главе с ним оказались в ЗапОВО. Теперь уже никто не спорил с Хаджи-Умаром о необходимости развертывания партизанской войны и диверсионной работы в тылу агрессора…» (ссылка).

Интересны слова Хаджи-Умара Джиоровича Мамсурова: «Командиром взвода, группы в рейде фактически становился не лейтенант, а красноармеец, боец, который имеет хотя бы двухнедельный боевой опыт». Немало было в КА на старших и высших командных должностях ст. лейтенантов, капитанов, полковников, взлетевших высоко наверх и не имевших «двухнедельного опыта» командования полками-соединениями-объединениями в боевых условиях. И чем выше вверх по служебной лестнице продвинулся этот командир до начала войны, тем более кровавая «жатва» требовалась для приобретения им бесценного боевого опыта.

Автор говорит это к тому, что практически никто в первые дни войны не мог грамотно воевать, если он не успел уцепиться за укрепленную позицию, пока у него было боеприпасов в достатке, имелась связь и резервы. Павлов не один такой командир, который не умел воевать в новых условиях маневренной войны, хотя теоретически у него было понимание ведения маневренной войны. Похожими знаниями обладали и многие другие командиры на высоких должностях, но воевали они также не всегда удачно…

Достаточно давно на форумах упоминалось о воспоминаниях одного из ветеранов-политработников о том, что командующего войсками ЗапОВО вечером 21.6.41 вызывали к аппарату ВЧ при просмотре спектакля.

«Откуда я это знаю? Да из переданных мне мемуарных записей того самого генерал-лейтенанта Фоминых, бывшего тогда ЧВС ЗФ. То же самое я узнал и от Колесова — офицера отдела культуры политуправления ЗапОВО. Именно этот офицер дежурил у павловского ВЧ и приглашал генерала из ложи к аппарату...»

Подобные высказывания принимались на веру, их проверкой не занимались. Не задаваясь вопросом: какое отношение может иметь офицер отдела культуры к аппаратуре ВЧ-связи? Может ли командующий округом приказать установить новую точку ВЧ-связи в необорудованном месте, например, в ДКА? А зачем задавать вопросы, если и так ясно, что Павлов относился к своим обязанностям халатно, и по делам ему?..

В мае 1941 года распоряжением СНК СССР ВЧ-связь была определена как «Правительственная ВЧ связь» и утверждено соответствующее «Положение» о службе. Установка и обслуживание аппаратуры ВЧ-связи производились сотрудниками отдела Правительственной связи, входивших в состав НКВД. Были установлены конкретные места нахождения аппаратуры (так называемые точки), согласованные НКВД и НКО.

Рассмотрим воспоминания ветерана правительственной связи полковника Н.С. Карпова: «Осложнение обстановки в начале 1941 года чувствовалось по увеличивающемуся количеству заданий на организацию ВЧ связи для крупных объединений и соединений КА в приграничной полосе. Ночь с 21 на 22 июня застала меня за выполнением одного из таких заданий. Примерно в 4 часа утра позвонил дежурный техник из Бреста и сообщил, что немцы начали обстрел города…

Не зная специфики работы, командование фронтом [ЮЗФ] считало, что мы должны выполнять все их указания по включению абонентов, и подчиняться начальнику связи фронта. Командующий фронтом Кирпонос был очень удивлен, когда я не выполнил его приказ — включить на коммутатор «ВЧ»-станции командующего артиллерией, тыла и некоторых других абонентов.

Он был очень возмущен, что какой-то младший лейтенант госбезопасности не выполняет приказа командующего, и очень бранил за это начальника связи фронта. Поэтому, когда мне пришлось при личной беседе объяснить наши права, обязанности и требования к абонентам «ВЧ»-связи, предъявляемых НКВД, он, получив объяснение по этому поводу с ГШ, начал очень хорошо к нам относиться. Это были первые шаги в организации правительственной «ВЧ»-связи на ЮЗФ...»

Если бы «самодур» Павлов приказал установить аппарат ВЧ-связи в коридоре ДКА, то сотрудники правительственной связи не выполнили бы этот приказ. Они не подчинялись командованию ЗапОВО при явных нарушениях «Положения» о службе. Место было не приспособлено для расположения точки. Они бы не поставили аппарат даже в отдельной комнате, т.к. звонок от наркома обороны состоялся достаточно поздно. Для оформления заявки на установку аппарата требовалось оформлять заявку, объясняя необходимость такой установки в НКВД. Павлов никогда бы так не подставился — он был не дурак. Количество точек было ограничено, и они поштучно распределялись по приграничным объединениям. И последнее, после заявки в любом случае проходило обследование места установки ВЧ-связи и только потом готовился акт...

А кому был выгоден послевоенный оговор бывшего командующего округом?.. Слухи пошли со ссылкой на офицера-политработника и ЧВС округа. Никакого опровержения этой байки со стороны Политуправления СА не последовало: их все устраивало. А почему устраивало? Давайте попробуем разобраться в этом вопросе.

В середине дня 22 июня командующий ЗФ генерал Павлов доложил в ГШ, что из имеющихся у него трёх радиостанций две полностью разбиты, а третья повреждена и не работает. При постоянных обрывах проводных линий связи, отсутствии данных о местоположении своих частей и частей противника — это была полная потеря связи с подчиненными войсками. ГШ обязан был срочно исправлять эту ситуацию. Павлову пообещали прислать три новых радиостанции, но не прислали...

К 23 июня на ЗФ прибыла группа руководителей НКО: заместители наркома обороны маршалы Кулик и Шапошников. Кулик 23 июня улетел в Белосток, чтобы оказать содействие управлению действиями 3-й и 10-й армий и организовать контрудар силами конно-механизированной группы генерал-лейтенанта И.В. Болдина, а Шапошников остался в штабе фронта. При некорректной работе органов разведки и неустойчивой работе связи прибывшие лица не могли оказать помощи командованию ЗФ…

Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров так рассказывал об аресте генерала Павлова: «Первым подошел сам Павлов. Снял ремень с пистолетом и, подав их мне, крепко пожал руку, сказал: «Не поминай лихом, Ксанти, наверное, когда-нибудь в Могилеве встретимся…» Он был почти спокоен и мужественен в эту минуту. Павлов первым сел в легковую машину. Вторым сдал оружие НШ Климовских. Мы с ним раньше никогда не встречались. Он был также спокоен, ничего не сказал и сел в ту же машину. Третьим подошел ко мне замечательный товарищ, великолепный артиллерист — командующий артиллерией округа Клыч. Мы прекрасно знали друг друга по Испании и всегда общались как хорошие товарищи. Он протянул свое оружие, с улыбкой обнял меня. Через несколько минут небольшая колонна двинулась в путь на Москву…» Согласитесь, что так не говорят о предателях. Свои воспоминания ветеран-разведчик проговорил значительно позже окончания войны, когда многие обстоятельства начального периода были уже известны…

В своей книге ветеран военной контрразведки Б. Сыромятников приводит некоторые обстоятельства ареста генерала Павлова: «Сегодня есть все основания полагать, что вина Д.Г. Павлова в катастрофе, которая произошла на ЗФ, минимальна, и что расследование этой катастрофы, результатом которой стал расстрел Павлова и его генералов, было сфальсифицировано». Роковую роль в его судьбе сыграл Мехлис, вновь возглавивший с началом войны армейские политорганы. Именно он настоял на аресте Павлова, назвав его «открывшим фронт немцам».

Из сохранившихся свидетельств очевидцев событий следует, что представители военного командования: нарком С.К. Тимошенко, его заместитель Б.М. Шапошников, заместитель председателя СНК К.Е. Ворошилов возражали против ареста Павлова. Полковник Хаджи Умар Мамсуров написал в своих воспоминаниях, что он стал очевидцем разговора 26.6.41 между Шапошниковым и Ворошиловым, когда решалась судьба Павлова.

«Ворошилов сказал Шапошникову, что имеет указание отстранить Павлова от командования и отправить под охраной в Москву. Борис Михайлович согласился: Павлов — командующий никудышный. Однако тут же высказал мысль, что в данной ситуации арест был бы ошибкой, которая ничего, кроме вреда, не принесет. «Не тот теперь час, — обосновал он свое соображение. — Это вызовет тревогу и суматоху в рядах командиров».

Ворошилов надолго задумался, потом стал набрасывать ШТ на имя Сталина. Прочитал ШТ Шапошникову. В ней содержался доклад об обстановке на ЗФ, выводы и предложения. Касаясь Павлова, Ворошилов просил Сталина не арестовывать командарма, а предлагал отстранить от командования округом и назначить командующим танковой группой, сформированной из отходящих частей в районе Гомель-Рогачев: по данным штаба округа, там находилось около двух тд. Шапошников одобрил, и ШТ ушла.

Через некоторое время стало известно, что Сталин принял в отношении Павлова другое решение. Вероятно, приказ требовалось выполнить немедленно, а под рукой у наркома не оказалось людей. Маршал отдал приказ об аресте полковнику Мамсурову. Тимошенко тоже пытался спасти генерала Павлова. Своей властью наркома обороны он назначил его на Украину командиром формируемого мк, и Павлов уже собирался туда убыть.

4.7.41 начальник ГШ КА дал согласие на арест Павлова. По воспоминаниям начальника Могилевского управления НКВД, 6 июля утром он получил по телефону приказание Мехлиса, отданное «от имени правительства», выехать в город Гдов и арестовать бывшего командующего ЗФ. Когда могилевские чекисты прибыли в Гдов, там уже находились военные контрразведчики из 3-го управления НКО. В тот же день, 6 июля, состоялось заседание Военного Совета ЗФ, на котором обсуждалась судьба Павлова. Тимошенко, и Ворошилов вновь высказали свои сомнения относительно обоснованности обвинения бывшего командующего фронтом в предательстве.»

Протоколы донесли до нас фамилии и должности допрашивавших Павлова. Это зам. начальника следственной части 3-го Управления НКО старший батальонный комиссар Павловский и следователь 3-го Управления мл. лейтенант госбезопасности Комаров.

Комаров – человек высокого роста и большой физической силы. Оформление протоколов ему никак не давалось. Из-за этого даже в 1942 году Абакумов говорил ему: «Ты – дуб». С начала 1942 Комаров стал секретарем Абакумова. Весной 1946 года у Комарова вновь появилось желание вернуться к исполнению обязанностей следователя, к которым он «имел призвание»… Комаров расстрелян 19.12.54 г, нереабилитирован.

Первый допрос Д.Г. Павлова был начат 7.6.41 в 1-30 и окончен в 16-10. Следователи периодически менялись. Текст протокола достаточно небольшой по своему объему, чтобы записывать показания более 14 часов. О чем мог много часов говорить с Павловым Комаров, оставаясь один на один, будучи косноязычным и недалеким человеком? Об этом можно только догадываться…

Окончание первого допроса: «Вопрос. Напрасно вы пытаетесь свести поражение к не зависящим от вас причинам. Следствием установлено, что вы являлись участником заговора еще в 1935 г. и тогда еще имели намерение в будущей войне изменить родине…

Ответ. Никогда ни в каких заговорах я не был и ни с какими заговорщиками не вращался. Это обвинение для меня чрезвычайно тяжелое и неправильное с начала до конца…»

Совершенно неправдоподобное обвинение. Человек, находящийся под таким подозрением, никогда бы не стал начальник ГАБТУ и командующим войсками округа. Через два дня начинается второй допрос, который начинается с вопроса: «Следствие еще раз предлагает вам рассказать о совершенных вами преступлениях против партии и советского правительства.»

Ответ Павлова: «Анализируя всю свою прошлую и настоящую деятельность, я счел необходимым рассказать следствию о своих предательских действиях по отношению к партии и советскому правительству…» За полтора суток бывшего генерала Павлова «сломал» Комаров. Именно для этого он и был нужен.

За полтора суток Павлов «осознал» и решил «раскаяться». Далее в протоколе дико неправдоподобно он рассказывает о своих предательских действиях. Но никого не интересует правдоподобность, а интересует только признание вины и оговор других генералов на будущее. Точно так же, как показания на самого Павлова дали уже расстрелянные бывшие командиры РККА, которые лежали несколько лет, пока не пришел черед эттх показаний.

В СНК, зная об этих показаниях и не обращая внимания на «предательскую сущность» командира Павлова, спокойно продвигали его по служебной лестнице, утверждая в Правительстве очередные назначения. Это лишний раз свидетельствует о лживости выбитых показаний. Похожая ситуация была и с бывшим НШ ПрибОВО П.С. Кленовым. Еще через два дня после новых порций воздействия со стороны Комарова следуют новые «признания»: «Вопрос. На допросе 9 июля с.г. вы признали себя виновным в поражении на ЗФ, однако скрыли свои заговорщические связи и действительные причины тяжелых потерь, понесенных частями КА в первые дни войны с Германией. Предлагаем дать исчерпывающие показания о своих вражеских связях и изменнических делах.

Ответ. Действительно, основной причиной поражения на Западном фронте является моя предательская работа как участника заговорщической организации, хотя этому в значительной мере способствовали и другие объективные условия, о которых я показал на допросе 9 июля с.г.

Вопрос. На предыдущем допросе вы отрицали свою принадлежность к антисоветской организации, а сейчас заявляете о своей связи с заговорщиками. Какие показания следует считать правильными?

Ответ. Сегодня я даю правильные показания и ничего утаивать от следствия не хочу…»

В газете «Красная Звезда» была опубликована статья о деле генерала Павлова: «Когда речь зашла о деле генерала армии Павлова и других арестованных генералов, Мехлис заявил, что он подозревает бывшего командующего фронтом в сговоре с немцами, перед которыми Павлов открыл фронт.

«Какие у вас доказательства измены Павлова?» – спросил у Мехлиса Тимошенко.

«Надеюсь, что Павлов сам запираться не будет», – многозначительно ответил Мехлис. Присутствовавшие притихли. Все знали, что Мехлиса на фронт отправил Сталин. А вдруг это поручение Сталина? Тогда понятно, почему следствие требует от Павлова признаний в измене.

Неожиданно Тимошенко поддержал Ворошилов: «На каком основании вы подозреваете Павлова в пособничестве фашистам? В чем, по-вашему, Павлов не будет запираться?»

«Павлов часто впадает в невменяемость», – произнес молчавший человек со знаками различия бригадного комиссара – «в такие минуты он может подписать любое обвинение».

[В впадении в такую невменяемость Павлову активно помогают сотрудники контрразведки, выполняя свою задачу.]

Все повернулись к сидевшему на приставном стуле рядом с начальником Особого отдела фронта бригадному комиссару. Это был прилетевший из Москвы начальник Управления особых отделов НКО Михеев. Тревожную тишину нарушил Тимошенко, спросивший, какие показания дают арестованные. «Павлов вину признал», – ответил бригадный комиссар – «остальные отрицают».

— В чем вину?

— В неподготовленности войск округа, в потерях авиации на пограничных аэродромах, в потере штабом округа связи с армиями, – перечислял бригадный комиссар. – Но продолжает упорствовать в отрицании предательства.

— А у вас есть основания для того, чтобы предъявлять Павлову подобные обвинения?

— Мы обязаны всесторонне ставить вопросы, – ответил бригадный комиссар.

Мехлис перевел обсуждение в политическую плоскость: «Товарищи, мы должны подумать над тем, как объяснить партии, народу, всему миру, почему КА отступает…».

А вот и причина, по которой Мехлис подвел Павлова под следствие и далее под расстрел. И почему со стороны политработников после войны пошли сплетни о ВЧ-связи в ДКА. Нужен был человек, на которого можно было повесить обвинение в поражении КА...

Несмотря на имеющиеся компрометирующие данные на командиров высокого ранга якобы участвующих в группах заговорщиков, по всем указанным лицам, о которых шла речь в документах по расследованию поражения КА, в июле-августе 1941 года состоялись решения ЦК об утверждении их командующими армиями и соединениями КА. Не повезло только группе руководителей бывшего штаба ЗапОВО. Это лишний раз свидетельствует о том, что «выбитые» в результате допросов данные на командный состав являлись «липовыми», а сами лица не являлись предателями и об этом знало руководство страны… На заседании трибунала состоялся следующий диалог.

Подсудимый Д.Г. Павлов: «Я признаю себя виновным в том, что директиву ГШ РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, т.е. до наступления противника. [Допрашивающим Павлова было все равно о какой директиве идет речь. Лишь бы он дал показания, что что-то не выполнил, проявляя свою предательскую сущность.]

Я знал, что противник вот-вот наступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу.

Ульрих. Свои показания, данные на предварительном следствии несколько часов тому назад, т.е. 21 июля 1941 года, вы подтверждаете?

Павлов. Этим показаниям я прошу не верить. Их я дал будучи в нехорошем состоянии. Я прошу верить моим показаниям, данным на предварительном следствии 7 июля 1941 года... [Все показания после первого допроса – это результат жесткого физического воздействия на Павлова.]

Ульрих. Несколько часов тому назад вы говорили совершенно другое, и, в частности, о своей вражеской деятельности.

Павлов. Антисоветской деятельностью я никогда не занимался. Показания о своем участии в антисоветском военном заговоре я дал, будучи в невменяемом состоянии…

Ульрих. На предварительном следствии 21 июля 1941 года вы говорили по этому поводу совершенно другое. И, в частности… вы дали такие показания: «По возвращении из Испании в разговоре с Мерецковым по вопросам заговора мы решили, в целях сохранения себя от провала, антисоветскую деятельность временно не проводить, уйти в глубокое подполье, проявляя себя по линии службы только с положительной стороны».

Павлов. На предварительном следствии я говорил то, что и суду. Следователь же на основании этого записал иначе…» Следователь записал иначе… Павлов не знал, что правда никому не нужна и он заранее был осужден…

А.П. Судоплатов: «Павлов, будучи командующим фронтом, оказался не на высоте, потерпел полное поражение. Но ему и в голову не пришло сдаться в плен противнику, как это сделал Власов… Эйтингон, хорошо знавший [Павлова] по Испании, в первый же день войны говорил, что Павлов проявил себя там «на уровне командира танкового батальона, хотя он был [в Испании] командиром танковой бригады…»

Первым, кто официально поднял вопрос о невиновности расстрелянных генералов ЗапОВО в послевоенное время был генерал-полковник Л.М. Сандалов.

Служебная записка генерал-полковника Л.М. Сандалова начальнику военно-научного управления ГШ ВС СССР генералу армии В.В. Курасову 1.9.56: «Войска ЗапОВО, в том числе и 4 А, в течение начального периода Великой Отечественной войны почти целиком были разгромлены. В тот период я был НШ 4-й армии. Виновато ли командование войсками ЗапОВО (переименованное с первых дней войны в командование войсками ЗФ) и командование 4 А в разгроме войск в начальный период войны?

Для того чтобы ответить на этот важный и сложный вопрос, следует, на мой взгляд, предварительно ответить на другой вопрос: смогло ли бы любое другое командование войсками округа и армии предотвратить этот разгром? Едва ли кто возьмется доказать возможность предотвращения разгрома войск округа и при другом более талантливом составе командования войсками округа. Ведь войска соседних с ЗапОВО ПрибОВО и КОВО были также разгромлены в начальный период войны, хотя главный удар врага и не нацеливался против войск этих округов.

Следовательно, поражение войск наших западных приграничных ВО зависело, в конечном счете, не от качества управления войсками, а случилось:

— во-первых, вследствие более слабого технического оснащения и более слабой подготовки войск и штабов КА по сравнению с армией гитлеровской Германии

— во-вторых, вследствие внезапности нападения полностью отмобилизованной и сосредоточенной к нашим границам фашистской армии против не приведенных в боевую готовность наших войск.

В этих основных причинах разгрома войск приграничных ВО доля вины командования войсками округов и армий невелика, что, на мой взгляд, не требует особых доказательств.

Против войск ЗапОВО был направлен главный удар и, в частности, из четырех танковых групп, игравших основную роль в наступательной операции немцев, две танковые группы наступали против войск ЗОВО. С другой стороны, быстрота разгрома войск Западного округа, несомненно, в чем-то зависела и от слабого управления войсками со стороны командования войсками ЗапОВО и армий.

Причиной слабого управления войсками ЗапОВО в значительной мере является более чем неудачный состав командования войсками ЗапОВО и в первую очередь несоответствие своей должности самого командующего войсками округа.

Генерал армии Павлов, не имея опыта в командовании войсковыми соединениями (исключая командование в течение непродолжительного срока тбр), после участия в войне в Испании был назначен начальником АБТУ КА, а за год до войны командующим войсками ЗапОВО. Не имея ни опыта в управлении войсками, ни достаточного военного образования и широкого оперативного кругозора, генерал армии Павлов растерялся в сложной обстановке начального периода войны и выпустил из рук управление войсками. Такими же случайными и не соответствующими своим должностям были командующий ВВС ЗапОВО Копец и командующий артиллерией округа Клич.

И тот, и другой, так же, как и сам Павлов, были участниками войны в Испании и опыта в управлении войсковыми соединениями не имели: Клич до командировки в Испанию весьма продолжительное время был преподавателем и начальником кафедры артиллерии в академии, а Копец до войны в Испании командовал авиаэскадрильей (в первые дни войны Копец застрелился).

Можно ли было назначать Павлова, Копец и Клича с их легким военно-научным багажом и опытом на такие высокие должности в самый важный ВО КА? Ответ очевиден. Резюмирую изложенное:

1. Основная вина в разгроме войск ЗапОВО в начальный период войны должна быть с командования войсками ЗапОВО снята.

2. Более тяжелая доля вины командования войсками ЗапОВО в разгроме войск округа по сравнению с командованием соседних ВО проистекает из-за неудачного состава командования ЗапОВО предвоенного периода, и часть этой вины поэтому ложится на тех, кто утвердил такой состав командования округа.

3. Никакого заранее намеченного умысла по разгрому войск округа или способствованию разгрому войск со стороны всего командования округа и его отдельных лиц не было.

4. Судимость с представителей командования войсками ЗапОВО должна быть снята…»

Автору добавить ничего. Для него все предельно ясно.

Из Военного Совета ЗапОВО не был расстрелян только ЧВС Фоминых. Если бы действительно речь шла о невыполнении некой Директивы ГШ, адресованной Военному Совету ЗапОВО, то за невыполнение этого приказа не уцелел бы никто. Мехлис вывел из-под удара своего подчиненного, который олицетворял партию в Военном Совете округа. Фоминых поступает порядочно и пытается чем-то помочь своему командующему войсками округа.

19.7.41 он пишет докладную записку Мехлису: «Считаю своим долгом доложить о некоторых вопросах по обороне западной границы СССР на территории ЗапОВО.

1) Примерно в течение 8 месяцев на докладах и оперативных проработках докладывалось:

а) что при этих географических границах округа, когда фланги границ округа вдаются от противника к нам, т.е. в сторону востока, а средняя часть границы далеко выходит на запад, что такое очертание границы очень выгодно противнику и чрезвычайно невыгодно нам;

б) отрицательной стороной такого географического начертания границы является то, что она создает условия охвата наших частей округа и сведения клещей в районе Волковыск-Барановичи;

в) в результате даже небольших успехов со стороны немцев сразу резались бы тылы 3-й и 4-й армий, а при большом успехе отрезалась бы вся 10-я армия. Эти положения требовали усиления флангов округа, что и требовал Военный Совет округа от ГШ…

Все эти положения в более подробном виде докладывались и прорабатывались в ГШ, со всем этим соглашались, но реальных мер не предпринималось.

2) Кроме того, всегда давались задания проработать варианты наступательной операции при явном несоответствии реальных сил. Но откуда-то появлялись дополнительные силы, и создавался, по-моему, искусственный перевес в пользу нас…

3) Теперь при анализе совершившихся событий стало ясно, что отдельные работники ГШ, зная, что в первый период войны превосходство в реальных силах будет на стороне Германии, почему-то проводили и разрабатывали главным образом наступательные операции и только в последнее время (в конце мая 1941 г.) провели игру по прикрытию границы, тогда как нужно было на первый период войны с учетом внезапности нападения разработать и оборонительные операции...

4) Военный Совет округа предлагал:

а) усилить фланги округа: с севера — гродненское направление и с юга — брестское направление. С этим в течение 6-7 месяцев не соглашались, и только в последнее время было разрешено вывести на гродненское направление 56-ю и 85-ю сд и на брестское — 75-ю сд, а позже и 113-ю сд. Эти дивизии были на своих местах в конце мая — начале июня;

б) представлял и докладывал о необходимости усилить фланги округа долговременными сооружениями, построив дополнительно на правом и левом флангах ряд узлов обороны. Эти предложения отвергались, и только в 10-х числах июня было разрешено дополнительно построить два узла обороны…

5) Когда обстановка стала напряженнее, было приказано все части, находящиеся в Восточной Белоруссии, двинуть к границе. Это правильно. Но, несмотря на наши просьбы, чтобы ускорить сосредоточение дивизий из Смоленска, Могилева, Гомеля и Вязьмы, произвести переброску их по железной дороге, в этом было отказано. Дивизии шли походным порядком, и только незначительная их часть подавалась по железным дорогам. Это опять задержало сосредоточение войск...

Вот кратко те вопросы, которые я считал необходимым доложить. Повторяю: по всем этим вопросам имеются документы в ГШ…»

Бывший ЧВС ЗапОВО ссылается на документы, которые должны иметься в ГШ, но человек, которому адресована эта записка уже решил, что авторитет партии и правительства выше, чем цена группы генералов: «Мы должны подумать над тем, как объяснить партии, народу, всему миру, почему КА отступает…»

ШТ Начальнику ГШ КА 2-40 21.6.41: «Сов.секретно. Вручить немедленно. Первое. 20 июня направлении Августов имело место нарушение госграницы германскими самолетами: в 17-41 6 самолетов углубились на 2 км, в 17-43 9 самолетов на 1 1/2 км, в 17-45 10 самолетов были у границы, в то же время 3 самолета углубились нашу территорию на 2 км. Данным погранотряда самолеты имели подвешенными бомбы.

Второе. Докладу командующего 3-й армией проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты. В этом районе лесу будто бы слышен шум наземных моторов. Пограничниками усилен наряд. 345-му стрелковому полку (Августов) приказано быть готовности. Климовских»

В.Г.Павлов (бывший командующий ЗапОВО): «В час ночи 22 июля сего года по приказу народного комиссара обороны я был вызван в штаб фронта. Вместе со мной туда явились ЧВС корпусной комиссар Фоминых и НШ фронта генерал-майор Климовских.

Первым вопросом по телефону народный комиссар задал: «Ну, как у вас, спокойно?» Я ответил, что очень большое движение немецких войск наблюдается на правом фланге, по донесению командующего 3-й армии Кузнецова, в течение полутора суток в Сувалковский выступ шли беспрерывно немецкие мехколонны. По его же донесению, на участке Августов-Сопоцкин во многих местах со стороны немцев снята проволока заграждения. На других участках фронта я доложил, что меня особенно беспокоит группировка в Бялоподляске.

На мой доклад народный комиссар ответил: «Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации — позвоните». На этом разговор закончился.

Согласно указанию наркома я немедленно вызвал к аппарату ВЧ всех командующих армий, приказав им явиться в штаб армии вместе с НШ и оперативных отделов. Мною также было предложено командующим привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа и даже недоделанные железобетонные…

В 3-30 народный комиссар обороны позвонил ко мне по телефону снова и спросил — что нового? Я ему ответил, что сейчас нового ничего нет, связь с армиями у меня налажена и соответствующие указания командующим даны. Одновременно я доложил наркому, что вопреки запрещению начальником ВВС Жигаревым заправить самолеты бензином НЗ и заменить моторы за счет моторов НЗ, я такое распоряжение отдал Копцу и Таюрскому. Народный комиссар это мое распоряжение одобрил. Я обещал народному комиссару дальнейшую обстановку на моем участке доложить после вторичных переговоров с командующими армий…»

Ни в одном протоколе допроса нет ни слова о «вранье» Павлова о «вымышленных словах» наркома обороны. Возможно, следователи и пытались отработать версию «предательства» в высшем руководстве КА, но разрешение на такую разработку не получили. Поэтому никого не интересовала фамилия неизвестного лица в Москве. Эта тема в последствии больше не обсуждалась...

Ни во воспоминаниях людей, служащих вдали от границ, ни в документах и воспоминаниях ветеранов ПВО, ЛВО и КОВО мы не обнаружили даже намека об указаниях из Москвы о подъеме войск до прихода Директивы №1. Даже в Директиве №2 имеется текст: «Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в тех районах, где они нарушили Советскую границу… Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить…» То есть, даже в Директиве №2 нет однозначного понимания, что началась война. Возможно, это еще провокации и поэтому следует уничтожать врага только там, где они перешли границу…

Д.Г.Павлов – это единственный командующий приграничным округом лично отдававший приказы об подъеме соединений по линиям ВЧ-связи и обычной связи, о вскрытии «красных пакетов». Действия по «красным» пакетам противоречили самой сути Директивы №1: не подаваться на провокации, не перелетать границу и прочее. То, что Павлов — это командир был не на своем месте – ясно, но то, что он взял на себя ответственность, которую не взяли на себя ни нарком обороны, ни начальник ГШ – это факт. Указанные товарищи просто отправили Директиву №1 и торопили с отправкой их в войска, а как именно привести в боевую готовность эти войска их не интересовало…

К.А.Мерецков: «В Москве вместе с С.К.Тимошенко я побывал у И.В.Сталина и рассказал обо всем увиденном. Оба они отнеслись к докладу очень внимательно. В частности, мне было приказано дополнительно проверить состояние авиации, а если удастся — провести боевую тревогу. Я немедленно вылетел в ЗапОВО. Шло последнее предвоенное воскресенье. Выслушав утром доклады подчиненных, я объявил во второй половине дня тревогу авиации… Познакомившись с положением на западной границе и выслушав Павлова, я убедился, что и здесь Германия сосредоточивает свои силы…»

И.В.Болдин (заместитель командующего войсками ЗапОВО): «В тот субботний вечер на сцене минского Дома офицеров шла комедия «Свадьба в Малиновке». Мы искренне смеялись… Неожиданно в нашей ложе показался начальник РО штаба ЗапОВО полковник С.В.Блохин. Наклонившись к командующему генералу армии Д.Г.Павлову, он что-то тихо прошептал.

— Этого не может быть, — послышалось в ответ. Начальник РО удалился. «Чепуха какая-то», — вполголоса обратился ко мне Павлов – «разведка сообщает, что на границе очень тревожно. Немецкие войска якобы приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы…»

Командующий 3 армией генерал-лейтенант В.И.Кузнецов сообщил из Гродно: вдоль границы, у дороги Августов — Сейни, еще днем были проволочные заграждения. К вечеру немцы сняли их. В лесу в этом районе отчетливо слышен шум многочисленных моторов.

[И.В.Болдин несколько искажает факты. Не мог сказать генерал Павлов Болдину: «К вечеру немцы сняли их», т.к. это произошло еще за сутки до разговора. ШТ в ГШ об этом ушла в 2-40 21 июня. И этот вопрос должен был обсуждаться руководством округа.]

Далее, разведка установила: к 21 июня немецкие войска сосредоточились на восточнопрусском, млавском, варшавском и демблинском направлениях. Основная часть германских войск находится в 30-километровой пограничной полосе. В районе Олыпанка (южнее Сувалки) установлена тяжелая и зенитная артиллерия. Там же сосредоточены тяжелые и средние танки. Обнаружено много самолетов. Отмечено, что немцы ведут окопные работы на берегу Западного Буга. В Бяля-Подляска прибыло сорок эшелонов с переправочными средствами — понтонными парками и разборными мостами, с огромным количеством боеприпасов. Пожалуй, можно считать, что основная часть немецких войск против ЗапОВО заняла исходное положение для вторжения...

[Что тут можно сказать. Разведка ЗапОВО вскрыла выход на исходные позиции немецких войск перед началом войны. Только за сутки до этого в РМ за 20.6.41 не было намека на скорую войну. Не знали наши командиры, что так молненосно можно подготовиться к войне...]

После спектакля приехал домой… Из тяжелой задумчивости вывел телефонный звонок. Оперативный дежурный передал приказ командующего немедленно явиться в штаб… Через пятнадцать минут вошел в кабинет командующего. Застал там ЧВС корпусного комиссара А.Я.Фоминых и НШ генерал-майора В.Е.Климовских.

«Случилось что?» — спрашиваю генерала Павлова.

— Сам как следует не разберу. Понимаешь, какая-то чертовщина. Несколько минут назад звонил из 3 армии Кузнецов. Говорит, что немцы нарушили границу на участке от Сопоцкина до Августова, бомбят Гродно, штаб армии. Связь с частями по проводам нарушена, перешли на радио. Две радиостанции прекратили работу — может, уничтожены. Перед твоим приходом звонил из 10 армии Голубев, а из 4 — НШ полковник Сандалов. Сообщения неприятные. Немцы всюду бомбят... Наш разговор прервал телефонный звонок из Москвы. Павлова вызывал… С.К.Тимошенко. Командующий доложил обстановку…»

Генерал Болдин прибыл в штаб только после начала войны… Как такое могло быть, если весь командный состав штаба округа подняли уже после часа ночи? Немцы всюду бомбят... А какие генерал Павлов после 2-= часов уже принимал участие в подъеме войск...

И.И.Семенов (зам.НШ ЗапОВО – начальник оперативного отдела): «В ноябре месяце 1940 г. я был назначен на должность зам.НШ БОВО по оперативной работе. В штабе округа я, по сути, не работал, т.к. с ноября 1940 г. по вторую половину апреля 1941 г. работал в ГШ по составлению плана развертывания войск округа, а в мае-июне 1941 г. проводил оперативные игры по отработке плана в 3 и 10 армиях, в районе городов Гродно — Белосток. 20 июня я был срочно вызван из Белостока в штаб округа, а 22 июня началась война…»

Б.А.Фомин (начальник 1-го отделения оперативного отдела штаба округа): «Планы обороны государственной границы на основе указаний округа разрабатывались каждой армией, находящейся в первом оперативном эшелоне войск округа (3, 10 и 4 армиями) и утверждены были в апреле месяце 1941 года. Выписки из этих планов, в части их касающейся, хранились в штабах корпусов и дивизий в запечатанных «красных» пакетах…
Распоряжение о вскрытии красных пакетов из штаба округа последовало в исходе 21 июня.

[В исходе 21 июня распоряжения быть не могло, а вот в начале 22-го – уже могло. Нет ни одного подтверждения об отдаче приказа на вскрытие «красных пакетов» из штаба ЗапОВО 21 июня. Нет таких приказов и из штабов других западных округов.]

Удар авиации противника (3-50 22.6) застал войска в момент выдвижения их для занятия обороны…

К 21 июня, на основании отдельных распоряжений (ШТ) было сосредоточено полностью тринадцать сд, 14-я (113-я генерал-майора Алавердова) была на подходе… На глубине 250-300 км – шесть сд (50, 121, 155, 143, 100, 55) из них в движении четыре (50, 122, 155, 143) и четыре дивизии (2-й и 44 ск) на глубине от 300 и более км.

Оборона границы до начала боевых действий дивизиями не занималась. К началу удара авиации (в 3-50 22.6) и арт.подготовки (4-00 22.6) противника, успели развернуться и занять оборону государственной границы: в 3 А – управление 4 ск, 27 и 56 сд; в 10 А – управление 1 и 5 ск, 2, 8, 13 и 86 сд, в 4 А – 6 и 75 сд; удар застал в процессе выдвижения для занятия обороны государственной границы в 3 А – 85 сд; в 4 А – 42 сд…

Я с группой офицеров управления и штаба округа утром 21.6 (в 6-00) выехал из Минска поездом в Обуз-Лесна для развертывания там КП штаба фронта. Докладывал о готовности КП НШ Климовских в 1-30 22.6. Последний ничего мне не говорил о поступивших распоряжениях о приведении войск округа в боевую готовность, только обещал к утру 22.6 прибыть со штабом в Обуз-Лесна. О войне узнал около четырех часов утра…»

Поскольку НШ ЗапОВО в 1-30 22 июня обещал прибыть на КП вместе со штабом округа, то он еще не знал, что на рассвете начнется война. Как было показано в других частях: развертывание КП округов осуществлялось планово задолго до получения хоть какой-то правдивой информации о начале войны 22.6.41 г.

Д.И.Кочетков (сотрудник Управления политической пропаганды ЗапОВО): «В 6 часов утра раздался… стук в дверь… За дверью стоял запыхавшийся от быстрой ходьбы красноармеец: «Товарищ батальонный комиссар, вам приказано немедленно явиться в штаб». Над Минском в светлом утреннем небе кружилось несколько «ястребков». Радио извещало о воздушной тревоге. Мелькнула мысль: «Видимо, начались учения ПВО». Почти все работники Управления политической пропаганды уже собрались:«Что случилось, товарищи, почему нас вызвали?» «Пока ничего не известно», — пожал плечами Вася Рудаков, старший инструктор организационно-партийного отдела. Из кабинета дивизионного комиссара Лестева вышел старший политрук Мохначев… Он негромко сказал: «Получено сообщение, что немцы бомбят Лиду, Кобрин, Брест, Барановичи…»»

ЖБД ЗФ: «22.6.41. Около часа ночи из Москвы была поучена ШТ с приказанием о немедленном приведении войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии.

Примерно в 2-00 – 2-30 аналогичное приказание было сделано шифром армиям, частям УР предписывалось немедленно занять УР. По сигналу «Гроза» вводился с действие «Красный пакет», содержащий в себе план прикрытия госграницы. ШТ штаба округа штабами армий были получены, как оказалось, слишком поздно, 3-я и 4-я армии успели расшифровать приказания и сделать кое-какие распоряжения, а 10-я армия расшифровала предупреждение уже после начала военных действий…

Войска подтягивались к границе в соответствии с указаниями ГШ КА. Письменных приказов и распоряжений корпусам и дивизиям не давалось. Указания командиры дивизий получали устно от НШ округа генерал-майора Климовских. Личному составу объяснялось, что они идут на большие учения. Войска брали с собой все учебное имущество…»

В 4-00 22.6 в штаб округа начали беспрерывно поступать донесения, главным образом по системе ПВО о бомбардировках… По донесению управления ПВО в 4-00 – 4-30 ротный пост ПВО Бельск разбит…»

В соответствии с ЖБД: 100-я сд находилась в Минске. 64-я сд из Смоленска и 108-я сд из Вязьмы по ж/д перевозились в район Минска. 161-я сд походным порядком заканчивала марш из Могилева в Минск. 47-й ск (55, 121, 143 сд) успел отправить часть штаба и корпусных частей из Бобруйска в район Барановичи. 121-я сд из Бобруйска перешла в район Обуз-Лесьна. 143-я сд перевозилась по ж/д из Гомеля в район Бытень. 21-й ск (24 и 37 сд) из Витебска перевозился в город Лида. 24-я сд 22.6.41 находилась в районе Молодечно, 37-я сд заканчивала сосредоточение в районе Беняконе — Вороново. 17-я сд закончила переход походным порядком из Полоцка в район Лиды. 50-я сд находилась на марше в районе Дуниловичи.

3-я армия. Кондратьев А.К. (НШ 3 А): «Никаких распоряжений о приведении войск армии в боевую готовность, как мне помнится, получено не было…»

К.Н.Галицкий (56 сд 4 ск): «В конце мая 1941 г. часть сил дивизии была выдвинута к границе в Августовский лес, через который проходил одноименный канал… По восточному берегу канала и западнее, до Августова, в непосредственной близости от государственной границы части дивизии оборудовали рубеж обороны… 12 июня меня вызвали в штаб округа. В приемной я встретил выходивших из кабинета командующего командира 21 ск генерал-майора В.Б.Борисова и командира 50 сд генерал-майора В.П.Евдокимова. Лица их были озабочены. Но поговорить не успели — меня сразу пригласили к командующему. В его кабинете был и НШ округа генерал-майор В.Е.Климовских. Поздоровавшись, генерал армии Д. Г. Павлов сказал: «С 13-14 июня необходимо провести месячные учебные сборы по переподготовке пехотинцев в специалистов других родов войск…

Во второй половине июня состоятся, видимо, большие учения войск округа, в ходе которых 24-я сд будет переброшена на автомашинах двух автомобильных бригад в район Гродно. Сейчас надо приступить к подготовке учения… Имейте в виду, по плану учения в 20-х числах июня в район… выйдет 50 сд. Передайте ей ваши военные городки и подготовьте в лесах этого района места для лагерей. Все снабжение частей этой дивизии будет производиться с ваших складов. Детали по размещению частей генерала Евдокимова отработайте с НШ округа.
И в заключение предупредил: «Никаких письменных указаний от меня и штаба округа не будет. Все делать согласно моим личным указаниям. Доложите их командующему армией генералу Кузнецову. Неясные вопросы уточните у НШ округа…»

Когда же, возвратившись к себе, я рассказал НШ дивизии майору 3.Д.Подорванову об указаниях командующего округом, Захар Демидович прямо спросил: «Не кажется ли вам, Кузьма Никитович, что все это предстоящее выдвижение войск ближе к границе означает подготовку более важных мероприятий, чем учения?» «Судя по выдвижению 50 сд в район Сморгонь, Крево, а возможно и всего 21 ск к западу от города Лида», — ответил я — «создается второй оперативный эшелон войск фронта на гродненском направлении. Наша дивизия, намеченная к переброске в район Гродно, очевидно, должна будет усилить первый оперативный эшелон 3-й армии. Но это лишь предположения…» 16-17 июня мы с командирами полков и офицерами штаба провели рекогносцировку маршрутов предстоящего учения в направлении Лида — Гродно.

Поздно ночью 21 июня, вернувшись из Августова, генерал Кузнецов заехал в штаб армии, ознакомился с последними донесениями и собрался ехать домой. Но тут зазвонил телефон ВЧ. Кузнецов получил приказание генерала армии Д.Г.Павлова находиться у аппарата, ожидая особо важного распоряжения. Командарм тут же вызвал в штаб всех офицеров полевого управления и политотдела армии. По его указанию во втором часу ночи штаб связался с командирами 11 мк и 4 ск генерал-майором танковых войск Д.К.Мостовенко и генерал-майором Е.А.Егоровым. Их предупредили, чтобы они, а также командиры дивизий находились у телефонных аппаратов.

Было уже около 2 часов 22 июня, когда В.И.Кузнецов получил по ВЧ от командующего фронтом короткий приказ: поднять все войска по боевой тревоге, частям УР немедленно занять ДОТы и привести их в полную боевую готовность, по сигналу «Гроза» ввести в действие «красный пакет», содержащий план прикрытия государственной границы. Одновременно Д.Г.Павлов предупредил, что штабу армии передается полный текст приказа. Он также сказал, что, возможно, немцы готовят провокацию...

Еще до получения директивы, сразу же после разговора В.И.Кузнецова с Д.Г.Павловым, штаб армии передал сигнал боевой тревоги командирам корпусов и дивизий. Но с некоторыми дивизиями, в том числе с нашей 24, проводной связи уже не было: она была повреждена диверсантами. Артполкам и зенитно-артиллерийским дивизионам было послано приказание немедленно возвратиться с артиллерийского учебного сбора в расположение своих дивизий.

Почти час спустя из Минска начала поступать по средствам связи директива ВС округа, в которой было указано: «В течение 22-23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев...» Эту директиву Военному Совету приносили по частям, — впоследствии рассказывал мне Н.И.Бирюков, — но мы так и не успели ее получить полностью. Прервалась связь. Пытались войти в связь с соседями. Но от командующего 10 армией генерала К.Д.Голубева, соседа слева, узнали, что он уже несколько часов не имеет связи со штабом округа. С соседом справа так и не связались.

Такая противоречивая директива не могла, конечно, мобилизовать и нацелить командование армии на проведение боевых действий, предусмотренных оперативным планом в случае вторжения. Впоследствии бывший начальник оперативного отдела ЗапОВО генерал И.И.Семенов… на мой вопрос, чем можно объяснить столь невнятную Директиву, ответил: «Павлов получил ночью 22.6 директиву наркома обороны… и, имея личные его указания по ВЧ, приказал передать ее Военным Советам армий дословно, как она была получена из Москвы, без каких-либо добавлений, но уже за подписью Военного Совета округа. Эта директива была отправлена армиям в 2-25 22 июня…»

Отголосок звонка наркома обороны до 23-00 видятся в следующих строках воспоминания: «Поздно ночью 21 июня, вернувшись из Августова, генерал Кузнецов заехал в штаб армии, ознакомился с последними донесениями и собрался ехать домой. Но тут зазвонил телефон ВЧ. Кузнецов получил приказание генерала армии Д.Г.Павлова находиться у аппарата, ожидая особо важного распоряжения».

Отголосок полученной Директивы №1 в штабе ЗапОВО вылились в следующие строки: «Было уже около 2 часов 22 июня, когда В.И.Кузнецов получил по ВЧ от командующего фронтом короткий приказ: поднять все войска по боевой тревоге, частям УР немедленно занять ДОТы и привести их в полную боевую готовность, по сигналу «Гроза» ввести в действие «красный пакет», содержащий план прикрытия государственной границы».

Противоречивая и невнятная Директива №1, которая не могла мобилизовать и нацелить командование на проведение боевых действий, предусмотренных оперативным планом в случае вторжения – это слова боевого командира. До прихода в округа этой директивы высшее командование КА также ничего внятного по телефону не решилось передавать, кроме как, например: «Имейте в виду, что возможна провокация со стороны Германии. Не поддавайтесь на провокации… Войны, возможно, и не будет, но войска должны быть наготове… Все подробности в особо важной директиве, которая передается в округа».

Московские сидельцы сняли с себя ответственность за принятие решений или не верили в начало войны 22 июня. Возможен и третий вариант – из-за отсутствия реального боевого опыта современной войны московские «диванные» стратеги не боялись скорой войны с немцами: мы одним ударом семерых побиваем…

К.Н.Галицкий (56 сд 4 ск): «Командиры дивизий получили приказ о боевой тревоге в разное время. Одним из первых около 2 часов ночи получил приказ командир 85 сд.., находившийся со своим штабом в Гродно. Он тут же вызвал своего заместителя… и, сообщив о возможной провокации немецко-фашистских войск на государственной границе, приказал поднять части дивизии по боевой тревоге, одновременно распустить дивизионные учебные сборы пулеметчиков, снайперов, разведчиков и других, возвратить всех в сп.

К половине четвертого утра приказ был выполнен. Поднятые по тревоге части дивизии находились в лагере в районе м.Солы на южном берегу р.Неман в 5-6 км юго-восточнее Гродно в готовности выступить в район сосредоточения по плану прикрытия границы. Но сигнал «Гроза» не поступал, т.к. к этому времени была прервана связь лагеря со штабом дивизии и армии. Полковник Скоробогаткин принял решение выдвинуть части на рубеж р.Лососьна и занять его для обороны. Светало. Было около 4 часов утра, когда полки начали выдвигаться. В это время самолеты со свастикой на крыльях и фюзеляжах уже появились над Гродно… »

Г.В.Ревуненков (НШ 37 сд): «17 июня 1941 года я, командир дивизии полковник Чехарин и командир корпуса генерал Борисов были вызваны в Минск в штаб округа на инструктаж, где нам было объявлено, что 37 сд переезжает в лагерь под город Лида, в местечко Вороново… 22 июня штаб дивизии в 12-00 был на станции Богданув, под Лидой, где по радио услышали речь Молотова о войне с Германией…»

Я.Я.Коваленко (помпотех танковой роты 33 тд, 11 мк): «В одном из городских парков посидели на лавочке, покушали, немного выпили и направились в часть. По городу тут и там сновали военные машины и мотоциклы. В разговоре мы обсудили это и пришли к мысли, что такое активное движение техники и присутствие в Белостоке командующего БОВО генерала Павлова, который в эти дни проводил совещания с высшим комсоставом.

Вернувшись в часть увидели что солдаты соседнего батальона активно готовят машины, снимают брезент, заправляют баки топливом и снарядами. Спросили в чем дело? Выяснилось, что это инициатива их командиров, приказавших подготовить все как для боя. Сверху никаких приказов не поступало. В 20-00 по команде мы ушли на ужин, после него часть служащих вернулась в казарму, а часть пошла смотреть кинофильм, который показывали на летней открытой площадке...

Но фильм нам до конца посмотреть не удалось. В 23-00 была объявлена боевая тревога, но не всему полку, а по-батальонно с интервалом 20-30 минут. Все покинули киноплощадку и через минут десять все экипажи были построены у боевых машин. Ночь 22 июня 1941 года мы уже провели без сна, т.к в час ночи по боевому приказу выехали в заданный район сосредоточения. В два часа ночи колонна танков остановилась и маршрут движения тп был скорректирован, потому что при движении тяжелых танков КВ соседнего полка рухнул деревянный мост через небольшую, но болотистую речку… На место сосредоточения прибыли в три часа ночи, расположились в лесу и каждый из нас считал, что идут тактические учения, которые вероятно приказал провести командующий округом генерал Павлов.

В очередной раз это было не так. В 4 часа ночи, сидя у танков, мы услышали сплошной гул самолетов, а спустя 5 минут сильнейшие взрывы авиационных бомб. В просветах облаков видны были огромные эскадрильи немецких бомбардировщиков, которые… отбомбились… на аэродроме города Белосток. С горящего аэродрома поднялись в небо всего три истребителя, вступивших в неравный бой и успевших сбить по одному бомбардировщику немцев, Они рухнули недалеко от нас. Затем видимо у них закончился боезапас и все они улетели на восток…»

В 23-00 была объявлена тревога, но не всему полку, а по-батальонно… Неизвестно чья это инициатива, но никак не от высшего командования КА…

Н.Ф.Токуев (военнослужащий артполка): «В день, предшествующий началу Великой Отечественной войны, я вместе с взводом находился в наряде, патрулировал город Лиду. Обстановка была очень спокойная, никаких признаков подготовки к военным действиям не наблюдалось. Вечером в казарме играли, пели, рассказывали анекдоты… В четыре часа, без объявления войны на город налетело несколько десятков немецких самолетов-бомбардировщиков…

Наступило затишье. Воспользовавшись этим, мы бегом направились в артиллерийский парк для укрытия материальной части и автомашин. Пушки и автомашины в парке были установлены, как того требовали условия мирного времени, на подставках, машины не заправлены горючим. Техника не была подготовлена к транспортировке, и мы своими силами начали передвижение и укрытие. Лес находился в 200 м от парка – за чистым полем… В самое короткое время вся техника была укрыта в лесном массиве. За это время бензовозы заправились автобензином на городской заправке, которая осталась цела после бомбежки…»

Гродненский УРа состоял из Управления коменданта, 232-й отд.роты связи, 9-го и 10-го отд.пулеметно-артиллерийский батальонов (опаб). После окончания строительства ряда сооружений предусматривалось в будущем формирование еще 6- опаб. Большинство ДОТов Гродненского 68-го УРа (в полосе 3-й армии) на начало войны не были подготовлены к боям. Многие не успели вооружить и замаскировать, как предусматривалось. Отсутствовала вентиляция и освещение.

Около двух часов 22 июня командующий войсками 3-й армией В.И.Кузнецов получил приказ поднять по боевой тревоге все войска, частям УРа немедленно занять ДОТы и привести их в полную боевую готовность. 213-й сп 56-й сд, 1-й батальон 23-го отд.саперного полка были подняты по тревоге в 3-35. 1-й и 3-й батальоны 213-го сп, используя имевшиеся сооружения, заняли оборону по южному берегу Августовского канала, а 2-й батальон — по северному.

За четыре часа до подъема войск, подчиненных командующему войсками 3-й армии, поднимаются по тревоге части 68-го УРа. Подъема частей УРов в 23-30 21 июня мы не встречали в КОВО и больше не встретим в ЗапОВО. У автора нет предположений: кто проявил такую инициативу. можно сказать только, что это не был отголосок приказа из Москвы... ссылка

ЖБД Гродненского УР: «21.6.41 23-30. Отдано распоряжение по телефону полковником Железняком [комендант полковник Ананий Миронович Железняк] 9 и 10 пульбатам поднять б-ны по тревоге, занять и загрузить ДОТы.

22.6.41 00-30 – 3-45. Пулеметные батальоны загружали ДОТы. Противник начал сильную арт.подготовку по переднему краю УР и авиабомбежку гор.Гродно.

4-10 – 4-20. Выезд на КП УР. Приказание НШ.

4-30. Личный состав штаба прибыл на КП УР. Устанавливается связь с 9 и 10 пб…»

Ф.И.Стариченков (НШ 68-го УР): «21 июня около 19 — 20 часов вечера я был срочно вызван с боевой картой в Гродно, в штаб УР-68, на совещание НШ (совместно УР-68 и УНС-71).

Проводили совещание полковники Иванов и Каширин, начальник разведки капитан Селюнин и начальники других служб УР-68. Совещание затянулось до часу ночи. Каждый из присутствующих НШ (артпульбатов, сапёрных и строительных батальонов) на свои боевые карты нанесли данные о концентрации немецких войск, о вооружении тех частей вермахта, которые находились против наших батальонов. Установили пароль «Тревога и отбой» и мы разъехались по своим частям.

Когда мы с шофером и 6-7 человек офицеров… пересекли Советскую площадь в Гродно, то нам трудно было вклиниться в колонну войск 3-й армии. Они были подняты по боевой тревоге и двигались в сторону границы на Августов. В сторону Сопоцкина проезд был свободен. Прибыл я в Сопоцкин, в свой штаб, в 2-00 ночи уже 22 июня. Из доклада дежурного по штабу узнал, что наш 9-й опаб ушёл на границу, в свои ДОТы. Я также поспешил на КП, в ДОТ между Сопоцкином и Тартаком. Первое, что я сделал – обзвонил лично все боевые гарнизоны, которые доложили о полной боевой готовности и преданности нашей Родине. Я ознакомил командиров рот с обстановкой и расположением частей противника, их номерами. В 4-00 утра войска фашистской Германии обрушили на нас шквал огня из всех видов вооружения...»

О подъеме УР НШ Старченков до прибытия в часть не знает, следовательно, на совещании об этой информации тоже еще не знали. Имеется упоминание о подъеме каких-то войск 3-й армии по тревоге.

В.И.Ветохин (лейтенант, 68-й УР): «Я попал в командный ДОТ 1-й роты 9 опаб, назначен командиром пулемёта. По тревоге в ДОТе оказались не только штатные бойцы, но и много других военнослужащих. Среди них были и строители… ДОТ был трёхамбразурный, в среднем отсеке стояла 45-мм пушка и пулемёт, а по сторонам – два пулемётных отсека с пулемётами «Максим». В других трёхамбразурных ДОТах стояли 76-мм орудия. Боеприпасов было мало.

Наступление немцев шло левым флангом... 23 июня после обстрела немецкой артиллерией (прямой наводкой) ДОТ потерял боеспособность. Сначала был уничтожен перископ командира, затем орудие и пулемёт. Сохранил боеготовность только пулемёт, за которым был я. К вечеру 23-го поступила команда оставить ДОТ…»

М.С.Рыбас: «В штабе округа в Минске получил направление в Гродно. Оттуда вечером 21 июня нас, несколько человек, привезли на машине в расположение 68 УР. 22 июня, когда было ещё темно, нас подняли по тревоге и направили по ДОТам, номера своего ДОТа я не помню. В ДОТе не было дверей, не было телефонной связи. Вооружение – 2 пушки 76-мм и станковый пулемёт. Сектор обстрела примерно 80-85° влево. Правую сторону ДОТа должен был защищать огнём соседний ДОТ, который находился сзади, в тылу, и правей нашего ДОТа. Мы успели провести от этого ДОТа в свой телефонную связь. И ещё была телефонная связь с другим ДОТом, который находился от нас на левом фланге…»

«В 2 часа ночи мы были подняты по боевой тревоге и через полчаса были уже в своих ДОТах, куда вскоре прибыли повозки с боеприпасами. ДОТ тут же привели в боевую готовность Едва стало рассветать, как в небе послышался гул многочисленных самолетов. Послышались сначала отдаленные взрывы бомб, а потом все ближе к нам: в Сопоцкино, в УР. И вдруг будто налетел огненный шквал – из-за канала ударили тяжелые орудия…»

«Командиры жили на квартирах у местных жителей, бойцы во временных землянках… В начале июня стали часто с учебной целью проводиться боевые тревоги. В ночь с 20 на 21 июня батальон был поднят по такой тревоге и находился в обороне до 10-00. В субботу люди отдыхали. А в час ночи из штаба УРа поступил приказ: по тревоге, с поднятием всего НЗ, занять огневые точки. Через час батальон был готов к отражению врага. Вначале думали, что и эта тревога, как и предыдущая, учебная. Но скоро в небе появились летевшие в наш тыл бомбардировщики. А через полчаса по расположению батальона и соседним заставам гитлеровцы открыли шквальный огонь…»

4-я армия. Л.М.Сандалов (НШ 4-й армии): «Я… пересказал то, что слышал от нового командующего округом генерала Павлова. По данным, которые он получил в Москве, пока что никаких изменений во взаимоотношениях с Германией у нас не произошло. Но, поскольку Гитлер освободил себе руки на Западе, не исключены осложнения на Востоке. Поэтому следует ускорить строительство оборонительных сооружений на границе и поддерживать в войсках постоянную боевую готовность…

Потом речь пошла о командовании округа. Я откровенно высказался, что новый командующий, как мне кажется, широким оперативно-стратегическим кругозором не обладает. Но это толковый, энергичный генерал, правда, несколько излишне самонадеянный, не склонный прислушиваться к мнению подчиненных. Руководить округом, да еще таким, как ЗВО особый, ему, конечно, трудно.

Нового НШ округа генерала Климовских я знал значительно лучше Это был весьма образованный и опытный штабной руководитель, но по мягкости своею характера он вряд ли мог уберечь командующего от неверных решений. Климовских не принадлежал к тем людям, которые, будучи убеждены в правильности своей точки зрения, способны отстаивать ее перед кем угодно.

«Ну, а как вам понравился новый ЧВС округа?» — спросил Шлыков. «Дивизионный комиссар Фоминых тоже едва ли сможет играть заметную роль при Павлове», — без обиняков ответил я и выразил искреннее сожаление, что в этой должности так недолго побыл у нас очень всем полюбившийся комкор Ф.И.Голиков…

«Да», — поддержал меня Чуйков, — «в теперешней сложной международной обстановке новое командование ЗапОВО — не такое уж большое приобретение. Но давайте-ка лучше говорить о делах, касающихся непосредственно 4 армии…»

Стоило только Чуйкову исчезнуть с нашего горизонта, как 4-ю армию стали всячески ущемлять. Добытые нами с таким трудом улучшения в размещении войск на границе очень скоро были сведены на нет. А началось это как раз с формирования 14-го мк. ГШ предложил: одну тд сформировать в Березе на базе брестской тбр…, там же создать и управление корпуса, вторую тд развернуть из бригады, размещавшейся в Пружанах; мд формировать в Пинске. Оперативная выгодность такого порядка формирования и дислокации мк была очевидна. Несколько оттянутый от границы, он имел бы в случае войны время на то, чтобы изготовиться к бою и нанести удар в любом направлении.
Однако командующий войсками округа имел на этот счет свое мнение. Осматривая намеченные для дислокации корпуса пункты, Павлов заявил нам: «Не воображайте, что я позволю частям и штабам армии размещаться лучше, чем мк, который вы рассчитываете, как видно, держать в черном теле. Рекомендую помнить, что всего несколько месяцев назад я был начальником автобронетанковых войск.

Вдвоем с ЧВС 4-й армии Шлыковым мы попробовали напомнить, что дислокация мк определялась не нами, а ГШ... Павлову, вероятно, удалось убедить начальника ГШ. Через несколько дней к нам поступило официальное письменное распоряжение, подтверждавшее все то, что Павлов высказал устно. Единственной «уступкой» нам было разрешение оставить за пределами Брестской крепости один сп 42 дивизии и разместить его в районе Жабинки.

Весной 1941 года Брестский гарнизон пополнился новой сд… В это время прибыл новый командующий 4 армией генерал-майор А.А.Коробков. Его я знал давно. Это был очень деятельный командир, быстро продвигавшийся по служебной лестнице и оставивший позади многих своих сослуживцев. В 1938 году он командовал сд, с дивизии пошел на корпус, а к весне 1941 года стал уже во главе 4 армии. Новый командарм педантично исполнял волю командующего округом по размещению войск. Своей точки зрения на этот предмет он либо не имел, либо тщательно скрывал ее.

В ночь на 14 июня я поднимал по боевой тревоге 6 сд. Днем раньше такую же тревогу провел в 42 сд командир 28 ск генерал-майор В.С.Попов. Подводя итоги этих двух тревог, мы единодушно выразили пожелание о выводе 42 сд в район Жабинки и об устройстве в стенах крепости 2-3 запасных выходов. Позже, когда наше предложение было отвергнуто командующим округом, генерал Попов высказался за вывод 42 дивизии в лагерь на территорию Брестского артиллерийского полигона, но руководство округа воспрепятствовало и этому…

Утром [21.6.41] …командующий протянул мне телеграмму: «НШ округа сообщает, что для участия в армейском опытном учении сегодня в Брест приедут представители из округа и из НКО. Надо встретить их и устроить. А мы с начальником боевой подготовки едем сейчас на полигон и еще раз все там прорепетируем. Предупредите командиров соединений и частей, чтобы завтра к восьми часам на полигоне были все...

Во время нашей беседы с Тутариновым [НШ 14-го мк] в мой кабинет заглянул по какому-то поводу Шлыков. НШ мехкорпуса, обращаясь скорее к нему, чем ко мне, продолжал: «В народе, да и среди войск, не прекращаются слухи о готовящемся вторжении немцев. Какие у вас имеются на этот счет данные из округа или из Москвы?»
«Кроме известного вам Заявления ТАСС, ничего нет», — ответил Шлыков. «Коль скоро округ и Москва назначили на завтра учение на Брестском полигоне, надо полагать, ничего угрожающего не предвидится», — попытался я ободрить Тутаринова…

На мой вопрос, когда покинул аэродром штурмовой полк, Акулин ответил: «По распоряжению округа шап сегодня утром в полном составе перелетел на полевой аэродром в район Высокое. У них тоже есть новинка — получили пару самолетов Ил-2...» — доложил командир иап майор Н.В.Акулин. Под Кобрином я заглянул на наш старый аэродром. Там командовал полком майор Сурин…

Со старого я поехал на новый кобринский аэродром и застал там командира сад, а также командира района ПВО. «Как видите, ВПП почти готова», — похвалился полковник Белов – «в ближайшие дни можно будет перебазировать сюда полк Сурина»...

«Вам хорошо известно», — заговорил [командир района ПВО] с нескрываемым раздражением в голосе, — «что у меня, как и в войсках 4 армии, зенитные части находятся в окружном лагере под Минском. Ни штаб армии, ни штаб мк, ни авиацию, ни даже себя прикрыть с воздуха в районе Кобрина мне нечем. «Но ведь округ обещал возвратить ваши зенитные дивизионы!» — возмутился я...

Вскоре возвратился из Бреста и командующий армией. Я доложил ему о результатах посещения КП, а также танковой и авиационной дивизий. Однако на него мой доклад впечатления не произвел.

Через минуту он с увлечением стал рассказывать о своей поездке… Около 23 часов нас вызвал к телефону НШ округа. Однако особых распоряжений мы не получили. О том же, что нужно быть наготове, мы и сами знали.

Командующий ограничился тем, что вызвал в штаб ответственных работников армейского управления… Через каждый час звонили в Брестский погранотряд и дивизии. Отовсюду поступали сведения об изготовившихся на западном берегу Буга немецких войсках. Доносили об этом в штаб округа, но оттуда не следовало никаких распоряжений. Коробков ворчал: «Я, как командующий армией, имею право поднять по боевой тревоге одну дивизию. Хотел было поднять 42-ю, но посоветовался с Павловым, а он не разрешил...

Часа в два начала действовать гитлеровская агентура. Из Бреста сообщили по телефону, что в некоторых районах города и на железнодорожной станции погас свет и вышел из строя водопровод. Через несколько минут произошла авария на электростанции в Кобрине. А еще через полчаса ко мне вошел взволнованный начальник связи армии полковник А.Н.Литвиненко и прерывающимся голосом доложил: «Со штабом округа и со всеми войсками проволочная связь прекратилась. Исправной осталась одна линия на Пинск. Разослал людей по всем направлениям исправлять повреждения». Для ознакомления с обстановкой на месте командарм отправил в Брест моего заместителя полковника Кривошеева, а в Высокое и Малорита — других командиров штаба,

Примерно через час связь со штабом округа, с Брестом и с Высоким, в котором разметался комендант УР, была восстановлена. Выяснилось, что на линиях в нескольких местах были вырезаны десятки метров провода.
В 3-30 Коробкова вызвал к телеграфному аппарату командующий округом и сообщил, что в эту ночь ожидается провокационный налет фашистских банд на нашу территорию. Но категорически предупредил, что на провокацию мы не должны поддаваться. Наша задача — только пленить банды. Государственную границу переходить запрещается.

На вопрос командующего армией, какие конкретные мероприятия разрешается провести, Павлов ответил: «Все части армии привести в боевую готовность Немедленно начинайте выдвигать из крепости 42 дивизию для занятия подготовленных позиций. Частями Брестского УР скрыто занимайте ДОТы. Полки авиадивизии перебазируйте на полевые аэродромы». До 4 часов командарм успел лично передать по телефону распоряжение НШ 42 дивизии и коменданту УР. А в 4 часа утра немцы уже открыли артиллерийский огонь по Бресту и крепости…»

Н.Г.Белов (командир 10 сад): «В мае 123-й иап получил 20 самолетов ЯК-1, 39-й бап — 5 машин Пе-2. А к середине июня в 74-м шап появились два новеньких Ил-2. Соседняя дивизия передала в 33-й иап два МиГ-1.
Однако тренировочные полеты на поступивших машинах не производились, т.к. для них не было отпущено высокооктанового горючего. Но главное было не в этом. Переучивание летного состава на новые самолеты планировалось проводить централизованным порядком. В частях делать это категорически воспрещалось... Полки дивизии… были выведены в лагеря при своих аэродромах. 74 шап — на полевой аэродром, в 4–5 километрах от границы.

20 июня я получил ШТ НШ ВВС округа полковника С.А.Худякова с приказом командующего ВВС округа: «Привести части в боевую готовность. Отпуск командному составу запретить. Находящихся в отпусках отозвать».
Сразу же приказ командующего был передан в части. Командиры полков получили и мой приказ: «Самолеты рассредоточить за границей аэродрома, там же вырыть щели для укрытия личного состава. Личный состав из расположения лагеря не отпускать». О приказе командующего ВВС округа я доложил командующему 4-й армии генералу Коробкову, который мне ответил: «Я такого приказа не имею»...

21 июня часов в 10 я вылетел в 74 шап майора Васильева, который вместе с 33-м иап базировался на аэродроме в Пружанах… В 16 часов перелетел на аэродром в 123-й иап майора Бориса Николаевича Сурина. Там планировал провести совещание с командирами полков. На аэродроме меня уже ждал НШ дивизии полковник Федульев: «Получена новая ШТ. Приказ о приведении частей в боевую готовность и запрещении отпусков — отменяется. Частям заниматься по плану боевой подготовки.»

— Как так? — удивился. — Ничего не пойму.

— Ну что ж, нет худа без добра. В воскресенье проведем спортивные соревнования. А то мы было отменили их. В 33-м иап все подготовлено.

— Нет, Семен Иванович! Давайте эту ШТ пока не будем доводить. Пусть все остается по-старому, да и не хочется вызывать спортсменов из частей. Кроме того, я обещал быть в Пинске в 39-м бап…

«Николай Георгиевич, — услышал я голос полковника Сандалова. — Командующий просит зайти сейчас к нему.» По выработавшейся привычке взглянул на часы – 24-00. «Странно, до сего дня командующий меня к себе ночью не вызывал. Видимо, произошло что-то особенное»...

Генерал Коробков был один: «Получен приказ привести штабы в боевую готовность».

— В таком случае я подниму дивизию по тревоге.

— Не паникуйте, — остановил меня командующий. — Я уже хотел поднять одну дивизию, но командующий округом запретил это делать.

— Я командую авиадивизией, да еще пограничной, и не собираюсь спрашивать ни у кого разрешения. Имею право в любое время части дивизии поднять по тревоге… Около 2 часов ночи 22.6.41. Даю сигнал «Боевая тревога»... В четвертом часу начали поступать донесения с постов ВНОС о перелете границы одиночными немецкими самолетами… С 3-50 до 4-20 все аэродромы дивизии подверглись массированному налету авиации…»

В представленном фрагменте мемуаров имеется несоответствие с документами. В мемуарах говорится: «Получена новая ШТ. Приказ о приведении частей в боевую готовность и запрещении отпусков — отменяется. Частям заниматься по плану боевой подготовки… Нет, Семен Иванович! Давайте эту ШТ пока не будем доводить. Пусть все остается по-старому…»

Однако, в соответствии с ЖБД 10-й сад: «21.6.41 15-00. [Получено] устное приказание…: «ШТ о приведении частей в боевую готовность отменить. Частям продолжить летную и командирскую учебу с повышенной готовностью…» 17-00 устное приказание командующего ВВС ЗапОВО было доведено частям дивизии…»

Инициатива командира авиадивизии Н.Г.Белова состояла в том, что он в своем распоряжении по соединению несколько изменил формулировку указания, поступившего из округа: «Частям дивизии находиться в состоянии лагерной службы с повышенной готовностью, часть самолетов, которые не мешают производству плановых полетов, остаитьа рассредоточенными. Меры маскировки в целях учебы не снимать».

Поднятие 10-й сад по боевой тревоге после разговора с командующим 4-й армии (после 24-00) вызывает сомнение, поскольку в соответствии с ЖБД тревога в дивизии была объявлена только в 2-30. В это время начинают подниматься и другие соединения округа. Однако, соединения 4-й армии стали подниматься только после 3-30. Вероятно, в действиях генерала Н.Г.Белова и в этом случае прослеживается его личная инициатива несколько затянутая во времени. Потерянное время может быть связано с принятием нелегкого решения в штабе дивизии и подготовки указаний для подчиненных авиаполков.

ЖБД 10 сад: «21.6.41 2-00. Штабом дивизии получено приказание командующего ВВС ЗапОВО ШТ за подписью полковника Тарасенко, следующего содержания: «Привести части 10 сад в готовность №2 и вызвать личный состав с отпусков».

На основании приказания командующего ВВС ЗапОВО, в 4-00 21.6 командованием дивизии были вызваны на аэродром Именин: командир 123 иап, 33 иап, 74 шап, 39 сбап и командиры батальонов аэродромного обслуживания частей. Командиром дивизии частям дано приказание: «Рассредоточить матчасть самолетов на своих аэродромах, привести части в готовность №2 и вызвать личный состав с отпусков».

21.6.41 15-00. Помначоперативного отделения дивизии капитан Островский по телефону «ВЧ» (Кобрин-Минск) получил устное приказание от полковника Тарасенко следующего содержания: «ШТ о приведении частей в боевую готовность отменить. Частям продолжить летную и командирскую учебу с повышенной готовностью.» Это устное приказание было подтверждено ШТ за подписью полковника Тарасенко.

21.6.41 17-00. Устное приказание командующего ВВС ЗапОВО было доведено частям дивизии и в 17-00 ШТ НШ дивизии в штаб ВВС ЗапОВО донесено: «Части дивизии находятся в состоянии лагерной службы с повышенной готовностью, часть самолетов, которые не мешают производству плановым полетам, оставлена рассредоточенными. Меры маскировки в целях учебы не снято. Федульев»

22.6.41 2-30. Командиром дивизии объявлена боевая тревога частям дивизии. Одновременно с объявлением тревоги по радио, на самолетах в части были высланы:

74 шап… полковник Бондаренко с задачей немедленно объявить боевую тревогу, привести часть в готовность №2 и перебросить полк на аэродром Стригово.

33 иап Куплин полковник Федульев с письменным приказанием немедленно полк привести в готовность №2 и быть готовым к действию. Вылет дополнительным распоряжением.

С таким же распоряжением был выслан в 39 сбап — …капитан Добрынин.

На этих же командиров возлагался контроль и проверка за приведением частей в готовность №2. Контроль и руководство 128 иап командиром дивизии оставлено за собой.

а) 123 иап в 2-30. Через 40 минут после объявления тревоги, полк самолеты рассредоточил и был готов к выполнению боевой задачи.

б) 33 иап в 3-10 полк в составе 31 самолета (из них И-16=25, И-153=6шт.) был подготовлен к боевым действиям и рассредоточен по эскадрильно на аэродроме.

г) 39 сбап в 4-30, 5-15 полк в составе 25 самолетов был готов к вылету. Матчасть самолетов была рассредоточена по всему аэродрому.

д) 74 шап боевая тревога полку объявлена полковником Бондаренко в 4-10.

В период 3-45 – 4-10 одновременным внезапным и разбойничьим налетом ВВС фашисткой Германии произвели бомбардировку по аэродромам дивизии…

В момент нападения ВВС противника на гор.Кобрин из ВВС ЗапОВО за подписью полковника Тарасенко получена ШТ следующего содержания: «1) К 9-00 22.6.41 прибыть на самолете штаб ВВС имея при себе полные сведения о боевом составе частей ВВС и состояние матчасти и решение по использованию частей.

2) С 5 часов 22.6.41 всем частям находиться в боевой готовности №2 для немедленного вылета, полеты на переучивание не прекращать.

3) Все самолеты заправить горючим, если нет текущего довольствия заправить с НЗ.

4) Подвижную тару залить ГСМ.

5) Боевые комплекты патрон набить – истребительным частям – 3, бомбардировочным – 3… бомб. С ШТ ознакомить начальника авиабазирования. Тарасенко»

В штабе ВВС округа тоже пытались как-то проявлять инициативу в части подготовки авиации к возможному нападению. Если бы это была централизованная политика центра, то отбоя тревоги 21-го июня не произошло бы…

Продолжение следует…

Автор:

aKtoR