[ЛисАлиса]

"ВРЕМЕНА НЕ ВЫБИРАЮТ, В НИХ ЖИВУТ И УМИРАЮТ ...."

22 августа 1917 года

Константин Сомов
Петроград

Пасмурное утро, пахнет гарью и все в синеватом тумане. Красиво.


Валентин Катаев
Одесса, Маразлиевская ул., д. 50, госпиталь



Симфонический концерт в городском саду. Раковина для музыкантов блестит внутри мокрыми глянцевитыми пятнами от электрических фонарей. Фонари сверкают ослепительными звездами и освещают неподвижные зеленые акации, которые на фоне неба, черного, как тушь, похожи на декорации. Вокруг — сытые, веселые люди, которые только что наслаждались мороженым, а теперь будут наслаждаться музыкой. Оркестр начинает играть. Сильные, красивые звуки, то муаровые, то свирельные, сплетаются в почти осязаемый узор, и как будто ухо различает их цвета: красный, лиловый, голубой, хрустальный. Это Чайковский — «Двенадцатый год».

— Не торопитесь! У меня болит нога, — сказал Блох.

Я посмотрел на его грязное, изможденное лицо, худую, залитую снизу грязью шинель и сказал:

— Какая ложь!

— Что ложь? — спросил Блох.

— Да все! — сказал я. — Вы слыхали «Двенадцатый год» Чайковского?

— Слыхал.

— Какая мерзость!

Меня душила злоба.

— Красота, красота! Неужели же и эту дрянь, вот все это — эти трупы, и вши, и грязь, и мерзость — через сто лет какой-нибудь Чайковский превратит в чудесную симфонию и назовет ее как-нибудь там… «Четырнадцатый год»… что ли! Какая ложь!



Биржевые ведомости



С 1-го сентября вводится новшество при разноске почты. Почта разноситься по квартирам не будет. Вопрос о том, как же почта будет попадать в руки адресатов, еще не решен. Предполагается, что в каждом доме будет один общий ящик, из которого каждый будет брать свою почту. Кто будет заведывать этим ящиком — не решено.

Сергей Есенин
Петроград, ул. Галерная, 27, редакция газеты «Дело Народа»

О Родина, счастливый
И неисходный час!
Нет лучше, нет красивей
Твоих коровьих глаз.

Тебе, твоим туманам
И овцам на полях,
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках.
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках.

Святись преполовеньем
И рождеством святись,
Чтоб жаждущие бдения
Бессмертьем напились.

Тебе, твоим туманам
И овцам на полях,
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках.
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках.

И не единый камень,
Через пращу и лук,
Не подобьет над нами
Подъятье божьих рук.

Тебе, твоим туманам
И овцам на полях,
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках.
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках.


Юрий Готье
Москва

Все более и более впечатление о двойственности Керенского и Ко и о том, что новая волна русской революции ширится и растет. Это волна против порядков, водворившихся после переворота. А «товарищи» твердят все одно и то же; они, как всегда, и глупы, и нетерпимы. Как выйдет из этого Керенский — чем он будет в конце концов — партийным с.-р. или русским государственным деятелем?


Зинаида Гиппиус вместе с Борис Савинков
Петроград, Сергиевская ул., 83

Утром был Карташев (о нем, нынешнем «министре испо*веданий» потом. Безотрадно). Были и другие люди. Затем, к вечеру, опять приехал Борис. В эту ночь он очень серьезно говорил с Керенским. И — подал в отставку. Все дело висит на волоске. Завтра должен быть Корнилов. Борис думает, что он, по*жалуй, вовсе не приедет. Что же сталось с Керенским?

Керенский точно лишился всякого понимания. Он под перекрестными влияниями. Поддается всем чуть не по-женски. Развратился и бытовым образом. Завел (живет — в Зимнем Дворце!) «придворные» порядки, что отзывается несчастным мещанством, parvenu. Он никогда не был умен, но, кажется, и гениальная интуиция покинула его, когда прошли праздничные, медовые дни прекраснодушия и наступили суровые (ой, какие суровые!) будни. И опьянел он… не от власти, а от «успеха» в смысле шаляпинском. А тут еще, вероятно, и чувство, что «идет книзу». Он не видит людей. Положим, этого у него и раньше не было, а теперь он окончательно ослеп (теперь, когда ему надо выбирать людей!). Он и Савинкова принял за «верного и преданного ему душой и телом слугу» — только. Как такого «слугу» и вывез его, скоропалительно, с собой — с фронта. (Кажется, они были вместе во время июньского наступления). И заволновался, забоялся, когда приметил, что Савинков не без остроты… Стал подозревать его… В чем?


Борис Савинков
Петроград, Мойка, 67, здание Военного министерства

Я попросил Филоненку поторопиться с изготовлением указанной выше докладной записки… Докладная записка содержала в себе четыре основных положения: 1) законопроект о введении смертной казни в тылу за преступления военные; 2) законопроект о некоторых мерах военного характера на железных дорогах в целях улучшение пришедшего в полное расстройство транспорта; 3) законопроект о введении военного положения в предприятиях, работающих на оборону, и 4) законопроект об ограничении прав войсковых организаций и о возвращении дисциплинарной власти начальникам… С 16-го по 21-е августа я три раза докладывал Керенскому о том, что в Военном министерстве изготовляется докладная записка, основным законопроектом которой является законопроект о смертной казни в тылу, но все три раза Керенский не придавал значения моим словам… Ночью произошло следующее.

Военным министерством на основании сведений контрразведки был составлен список лиц, как левых, так и правых, подлежащих арестовыванию. Две ночи подряд Керенский, одобрив весь правый список, не решался подписать левый. Наконец 21-го, на третью ночь, он, вычеркнув более половины левых фамилий, подписал список. Но подписи его было недостаточно. По закону требовалась еще подпись министра внутренних дел Авксентьева. Авксеньтьев в 4-м часу утра прибыл в Военное министерство и тоже, одобрив весь правый список, вычеркнул из левого все фамилии, кроме двух, если не ошибаюсь, Троцкого и Коллонтай. После этого я попросил разрешения поговорить с Керенским наедине. Я сказал ему, что докладная записка уже изготовлена Филоненкой и спросил, подпишет ли он ее. Он ответил, что ни при каких обстоятельствах не подпишет законопроект о смертной казни в тылу. Тогда я сказал, что этот его ответ, а также отказ его и Авксентьева подписать составленный Военным министерством список подлежащих арестовыванию большевиков, убеждает меня, что разногласия между мною и Временным правительством так велики, что я вынужден просить об отставке. Я прибавил, что если военный министр не желает подписать докладной записки, то ее подпишет Верховный главнокомандующий. Керенский моей отставки не принял.

Федор Степун
Петроград

Между Корниловым и Керенским возникла упорная борьба из–за «докладной записки» Корнилова, в которой Главковерх в ультимативной форме излагал свою политическую программу и намечал свои мероприятия. Савинков и Фелоненко по существу безоговорочно поддерживали Корнилова и делали все зависящее от них, чтобы заставить Керенского во всем согласиться с Корниловым. Считая, однако, что «записка» Корнилова редактирована в слишком резких, вызывающих тонах, они добились от Главковерха разрешения смягчить по тактическим соображениям ее общий тон и изъять отдельные выражения, которыми могли бы провокационно воспользоваться враги Временного правительства слева. Так получилась вторая редакция «записки», подписанная не только Корниловым, но также Савинковым и Фелоненко.

Позорное бегство революционной армии перед немцами породило в нем непревозмогаемое презрение к «товарищам» и их правомочным органам, о которых он всегда говорил с таким отвращением, как будто бы глотал какую–то кислую мерзость. Ему, очевидно, казалось — и в этом была его главная психологическая ошибка — что достаточно как следует прикрикнуть на всю эту «сволочь» и взять ее по–настоящему в оборот, чтобы она и перед ним с Корниловым побежала так же без оглядки, как бежала под Тарнополем.

Такое отрицательное отношение к массам начало у Савинкова, в особенности же у Фелоненко, все больше срастаться с каким–то заговорщицким психозом. Фелоненко и его помощник по комиссариату, великосветский романист фон Визин, могли часами с упоением говорить о каких–то зреющих заговорах и о том, как их лучше всего выследить, перехватить, а быть может, и переключить в свою пользу. Все это окутывало серьезную работу по сближению Корнилова с Керенским нездоровым туманом авантюристически–дилетантских замыслов.



Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов
Петроград, Смольный институт

Ввиду того что большинство членов Исполнительного комитета стоит на точке зрения отмены смертной казни и меньшинство — за несвоевремен*ность такой отмены, Исполнительный комитет постановил по данному во*просу выбрать 2 докладчиков, выражающих мнение обоих течений. Одним из них является т. Мартов, избрание второго отложено до следующего заседа*ния.

До следующего заседания отложены также выборы докладчиков по вопро*су об арестах.