[Артурыч]

«Круг чтения» — произведение Толстого Льва Николаевича, выполненное в виде сборника афоризмов писателей различных эпох и направлений. Книга стала итогом многолетней работы писателя. Издано произведение было лишь в 1928 году к столетию со дня рождения писателя, так как на издание книги был наложен арест.

Автор - Толстой Лев Николаевич
(книга "КРУГ ЧТЕНИЯ")
---------------------------


ОТКРОВЕНИЕ И РАЗУМ (Из «Исповеди Савойского викария» Руссо), НЕДЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ, 21 - 27 октября


То, что выдают за откровение Бога, только унижает Бога, приписывая Ему человеческие страсти. Вместо того, чтобы уяснить понятие о Великом Существе, частные догматы только запутывают его; вместо того чтобы облагородить наше понятие о Боге, они унижают Его, к тайнам непостижимым, которые окружают Его, они прибавляют бессмысленные противоречия, делающие человека гордым, нетерпимым, жестоким; вместо того чтобы установить мир на земле, они вносят борьбу. Я спрашиваю себя, зачем это, и не знаю, что отвечать. Я вижу в этом только преступление людей и несчастие человечества.

Мне говорят, что необходимо было откровение для того, чтобы научить людей служить Богу: в доказательство этого приводят различия верований, которые учреждены в мире, и не хотят видеть того, что это различие происходит именно от откровений. Как только народы вздумали заставить говорить Бога, каждый заставил Его говорить по-своему, заставил Его сказать то, чего сам хотел. Если бы мы слушали только то, что Бог говорит в сердце человека, была бы только на религия на земле.

Говорят: нужно однообразной богопочитание; но богопочитание, которого требует себе Бог, это богопочитание сердца; оно всегда однообразно, если оно искренно. Безумно воображать, что для Бога так важно одеяние священника, последовательность слов, которые он произносит, и движения, которые он совершает перед алтарем, и его коленопреклонения. Нет, друг мой, стой во весь рост, и ты будешь все-таки достаточно близок к земле. Бог хочет, чтобы Ему поклонялись в духе и истине, и в этом обязанность всех религий, всех стран и всех людей.

Рассматривая развитие сект, которые царствуют на земле и которые взаимно упрекают друг друга во лжи и заблуждении, я спрашивал: какая же из них настоящая? и все отвечали мне: моя. Каждый говорил: «Только я один и мои сторонники думают правильно, все остальные заблуждаются». «Но почем вы знаете, что ваша секта истинная?» — «Потому что Бог сказал это». — «А кто вам сказал, что Бог сказал это?» — «Мой священник, он хорошо знает. Мой священник говорит, чтобы я верил так, как он говорит, — я так и верю, он уверяет меня, что все, не согласные с ним, лгут, и я их не слушаю».

Как! — думал я: неужели истина не одна? И то, что справедливо у нас, может быть несправедливо у вас? Если способ убеждения того, кто идет верным путем, и того, кто заблуждается, один и тот же, то чем же отличается один от другого? Выбор, стало быть, есть дело случая: и обвинять людей за это значит обвинять их за то, что они родились в такой, а не в другой стране.

Или все религии хороши и приятны Богу, или есть одна, которую Он предписал Сам людям и за непризнание которой Он наказывает, в таком случае Он, верно, дал несомненные и явные признаки, по которым можно узнать эту истинную религию. Признаки эти должны быть одинаково доступны всем людям, великим и малым, ученым и невеждам, европейцам, индейцам, африканцам, диким.

Если бы была религия на земле такая, за неисповедание которой накладывают вечные мучения, и если где бы то ни было есть хоть один искренно. ищущий правды смертный, который бы не был убежден ее очевидностью, то Бог такой религии самый жестокий и несправедливый тиран.

Мне говорят: «Подчини свой разум». Но это может сказать мне только тот, кто меня обманывает. Мне нужно доказательство, чтобы подчинить мой разум.

Так как все люди одной породы со мною, то все, что человек может постигнуть естественным путем, могу постигнуть и я, и всякий человек может ошибаться так же, как и я: если я верю тому, что мне говорят, то верю не потому, что это говорит тот или другой человек, но потому, что он доказывает мне то, что говорит. И поэтому свидетельства людей в сущности суть только свидетельства моего же разума и ничего не прибавляют к тем естественным средствам, которые Бог дал мне для познания истины. Апостолы истины, что можете вы сказать мне такого, в чем бы я не был судья? — «Сам Бог сказал это: слушайтесь Его откровения. Вот как Бог сказал». — «Это великое слово, но кому же Он сказал это?» — «Он сказал это людям». — «Почему же я ничего не слыхал об этом?» — «Он поручил другим людям передать вам Его слова». — «Хорошо: стало быть, люди будут говорить мне о том, что сказал Бог? Не лучше ли было бы, если бы Бог прямо сказал мне? Для Него бы было это не труднее, а я бы был избавлен от возможности обмана». — «Но Он свидетельствует истину Своих слов, утверждая посланничество Своих апостолов». — «Каким образом?» — «Чудесами». — «Где эти чудеса?» — «В книгах». — «А кто сделал эти книги?» — «Люди». — «А кто видел эти чудеса?» — «Люди, которые утверждают их». — «Как, опять свидетельства людские! Все люди, которые рассказывают мне о том, что рассказывают другие люди. Сколько людей между Богом и мною! Однако все-таки рассмотримте, сверимте. Ах, если бы Бог избавил меня от всего этого труда, разве я с меньшим усердием служил бы Ему!»

И заметьте, в какое ужасное рассуждение мы теперь вовлекаемся, какая нужна ученость для того, чтобы различать все эти древности, рассматривать, взвешивать, сличать пророчества, откровения, факты, все памятники веры, предложенные во всех странах мира, для того чтобы определить время, место, авторов И условия. Какую точность критики нужно иметь, чтобы разобраться между памятниками настоящими и предполагаемыми, чтобы сличить возражения с ответами, переводы с оригиналами; чтобы судить о беспристрастии свидетелей, об их здравом смысле, об их просвещении, чтобы решить, не исключили ли, не прибавили ли, не переставили ли чего-нибудь; чтобы уничтожить те противоречия, которые остаются, для того, чтобы судить о значении молчания противников, о том, что против них говорилось, узнать, известно ли было им то, что говорили против них, и т. д. и т. д.

Признав, наконец, эти памятники несомненными, нам придется перейти к доказательствам действительности посланничества их авторов. Надо знать вероятия возможности осуществления предсказания без вмешательства чудесного, надо знать дух языков, чтобы уметь различать, что в этих языках предсказания и что в них только ораторская форма, какие события естественные и какие сверхъестественные, решить, до какой степени человек ловкий мог обмануть глаза простых людей, удивить даже людей образованных, найти признаки настоящего чуда и ту степень действительности, по которой оно должно быть признано и за непризнание его можно наказывать, сравнить доказательства истинных и ложных чудес, найти верные правила, чтобы различать их, решить наконец для чего Бог для утверждения Своего слова употребляет средства, нуждающиеся в подтверждении, точно как будто Он нарочно забавляет людей и умышленно избегает средств, которые бы могли убедить их.

Допустим, что величие Божие может спуститься до того, чтобы сделать одного человека органом своей священной воли; разумно ли, справедливо ли требовать, чтобы весь род человеческий повиновался голосу этого избранного, не сделав явным его призвания? Справедливо ли, в виде утверждения его призвания, сделать несколько особенных знаков перед небольшим количеством темных людей, тогда как все остальные люди узнают про это только по слухам? Если признать справедливыми все чудеса, которые народ и темные люди говорили, что видели, то всякая секта была бы одна настоящая и было бы больше чудес, чем естественных событий. Неизменный порядок вещей более всего утверждает меня в признании мудрости Божией. Если бы порядок этот допускал так много исключении, я не знал бы, что и думать о нем, и я слишком твердо верю в Бога, чтобы верить в такое количество чудес, недостойных Его. Чудеса же, про которые вы говорите, совершались в темных углах, в пустынях, там, где легко удивить зрителей, уже готовых всему поверить. Кто скажет мне, сколько нужно очевидцев для того, чтобы сделать чудо достоверным? Если ваши чудеса, которые делаются для доказательства вашего учения, нуждаются еще в доказательстве, то к чему они? Можно было и вовсе их не делать.

Остается теперь еще рассмотреть самый главный вопрос в провозглашаемом учении, а именно то, что если те, которые говорят, что Бог делает чудеса, говорят тоже, что и дьявол часто подражает им, то самые лучшие засвидетельствованные чудеса не решают дела: и так как волхвы фараона при самом Моисее производили те же чудеса, которые он делал по воле Бога, то ничто не мешало им утверждать в отсутствие Моисея, что чудеса их делаются во имя Бога. Так что, доказав учение посредством чудес, чтобы не смешать дело дьявола с делом Божиим, приходится доказывать чудеса посредством учения.

Учение, происходящее от Бога, должно иметь священный, божественный характер. Оно должно не только уяснить смутные представления наши о божестве, но оно должно предложить нам нравственное учение и правила, соответствующие свойствам, которые мы приписываем божеству.

Так что, если бы учение представляло нам только бессмысленные положения, если бы оно возбуждало в нас чувство отвращения к нашим ближним, если бы оно представляло нам Бога гневного, ревнивого, мстительного, пристрастного, ненавидящего людей, Бога войны и сражений, всегда готового уничтожить и раздавить, всегда говорящего о мучениях, наказаниях и хвастающегося тем, что он наказывает невинных, мое сердце не было бы привлечено к такому ужасному Богу. Ваш Бог не мой Бог, сказал бы я этим сектантам. Бог, который начинает с того, что избирает себе один народ и исключает остальной род человеческий, не может быть общим отцом людей; тот, кто предназначает к вечному мучению большинство своих созданий, не есть милосердый и добрый Бог, которого мне открыл мой разум.

Относительно догматов разум говорит мне, что они должны быть ясны, прозрачны и поразительны своей очевидностью. Вера утверждается пониманием, лучшая из всех религий самая ясная; та же, которая наполняет тайнами, противоречиями то богопочитание, которое она проповедует, заставляет меня вследствие этого самого остерегаться ее. Обожаемый мною Бог не Бог мрака. Он дал мне разум не для того, чтобы запретить мне употребление его. Когда мне говорят, чтобы я подчинил свои разум, я вижу в этом оскорбление его творцу


ИСТОЧНИК